Алиса улыбалась сияющей, счастливой улыбкой, потом наклонилась к своей приятельнице и сказала голосом, какого Траудль еще ни разу от нее не слышала.
— Да, Траудль, такая же скромная и такая же счастливая.
Гофштетер, услышав этот тон, сложил руки и прошептал с глубоким вздохом облегчения:
— Он справился с ней, это несомненно. Браво, Герман!
Большой океанский пароход быстро приближался к берегам Европы. Было раннее утро, и туман еще окутывал море, но большая часть пассажиров уже вышла на палубу.
В стороне от других стояли высокий мужчина с белокурыми волосами и бородой и молодая женщина в дорожном плаще. Она вздрагивала от утреннего холода, а он заботливо наклонился к ней.
— Не лучше ли нам спуститься в каюту? Тебе не следует зябнуть, Алиса.
— О, нет! — запротестовала она. — Мне хотелось бы видеть, когда покажется берег.
Зигварт снял с плеч свой плед и укрыл ее.
— Почти год прошел с тех пор, как этот берег исчез из моих глаз, — сказал он, указывая рукой туда, где в туманной дали находилась Германия. — И чего только не случилось за это время? Мне, очевидно, уже было суждено работать в Хейзлтоне. Когда-то я воспротивился этому, но мне все-таки пришлось приложить руки к строительству нового города. Теперь уже все планы одобрены и, благодаря Богу, приводятся в исполнение.
— Но какой упорной борьбы это тебе стоило! — возразила Алиса. — Папе пришлось пустить в ход весь свой авторитет.
— Да, все стремились повторить прежнюю ошибку — начать строить как можно скорее и как можно небрежнее, не думая о возможности новой катастрофы. К счастью, папа «надавил» своим авторитетом. Кстати, тебе не жаль, что пришлось так быстро реализовать немецкие капиталы?
Алиса покачала головой.
— Нет, Герман, я никогда не любила Равенсберга. Я провела в нем всего один счастливый час — тот, когда мы поняли, что любим друг друга. Все, что было дальше — одно горькое воспоминание. Теперь Равенсберг в чужих руках, и мне кажется, что мы можем наконец сбросить с себя тяготевшее над нами бремя.
Зигварт нахмурился. Он подумал о катастрофе, стоившей жизни графу Равенсбергу, и о прощании с ним в ночь перед его смертью, потом решительно выпрямился и произнес:
— Да, забудем это прошлое, оно миновало навсегда. Нам обоим пришлось много вынести, чтобы сквозь мрачные тучи увидеть наконец безоблачное небо. И я везу тебя на родину как победную награду. Теперь мы будем думать только о нашем будущем, о его целях и задачах.
— Неужели ты уже думаешь о новой работе? — с легким упреком в голосе спросила Алиса. — Ты так много работал в последнее время, тебе следовало бы хоть немного отдохнуть.
— Отдохнуть? Я не нуждаюсь в отдыхе и не хочу отдыхать. Работа — счастье, жизнь, и я буду работать, пока хватит сил.
Даль посветлела, туман под солнечными лучами рассеивался.
— Со стороны Берндтов было, конечно, очень мило предложить нам остановиться у них, — снова заговорил Зигварт, — но я все-таки очень благодарен тебе, что ты отклонила это предложение. Будем пока довольствоваться моей холостяцкой квартирой. У меня довольно со вкусом обставленный уголок. К осени устроим себе квартиру и переедем туда… втроем.
Молодая женщина слегка покраснела и прислонилась головой к плечу мужа.
— Папа очень, очень счастлив, что появилась эта надежда, — тихо сказала она, — это облегчило ему разлуку. Ведь иметь внука всегда было его заветным желанием.
— И это поможет ему трудиться. Я уверен, что он не нуждается в подобном поощрении, но при прощании он все-таки снова повторил мне: «Для вас и вашего потомства». И он выполнит то, что задумал, работа у них так и кипит. Посмотри, Алиса, там уже показалась земля, наша родина!
Shocking (англ.) — неприлично, скандально, (прим. ред.).
Табльдот (фр.) — общий обеденный стол в пансионах, курортных столовых и ресторанах. (Прим. ред.)
Ландрат — главный правительственный чиновник округа в некоторых землях Германии в период монархии. (Прим. ред.)
Маис — одно из названий кукурузы (Прим. ред.)
Ва-банк — (в переносном знач.) идти на риск, рисковать всем. (Прим. ред.)
Мамон — бог богатства и наживы у древних сирийцев. (Прим. ред.)