– Я хочу, чтоб ты покинул этот дом…
Уильям волком посмотрел на Джозефа и презрительно засмеялся, потом мазнул рукавом по лицу, стирая текущую кровь.
– Это мой дом, дерьмо ты собачье, как бы тебе ни хотелось, чтобы это было не так.
Красивый рот Джозефа скривился в волчьей ухмылке, в которой в равной мере было и пренебрежение, и презрение.
– Оставь себе свое барахлишко, кузен. Долго оно у тебя не задержится – кредиторы уже наступают тебе на пятки. Домов ты не лишишься, они неотчуждаемы, как мы оба знаем. Но ты лишишься всего остального, включая леди Холбрук.
– Черта с два! – Уильям с трудом поднялся на ноги, тяжело опираясь о полки. Он сверлил Джозефа злобным взглядом, сжимая и разжимая кулаки в бессильном бешенстве. – Роберта моя жена! Какой ты храбрый с пушкой в руках, дружок, – презрительно скривился Уильям, и только тогда Сидони заметила, что у Джозефа в руке маленький пистолет с инкрустированной жемчугом рукояткой.
– Не храбрее, чем ты с армией малолетних хулиганов, помогавших тебе справиться с десятилетним мальчишкой. Неудивительно, что ты докатился до избиения женщин. Ты всегда выбирал противников, которые не могли ответить тебе ударом на удар. – Он посмотрел мимо Уильяма – туда, где Роберта с Сидони сидели, прижимаясь друг к другу. – Леди Холбрук, вы пойдете со мной? Я забираю мисс Форсайт в Ферни.
– Если ты пойдешь с этой свиньей, то больше никогда не переступишь порог этого дома, грязная шлюха! – зарычал Уильям на Сидони.
– Веди-ка себя поучтивее. – Джозеф угрожающе поднял пистолет.
Сердце Сидони тревожно екнуло. Ледяной озноб прошиб ее, когда она вспомнила ярость в глазах Джозефа, когда он стоял над Уильямом. Потребовалось бы совсем немного, чтобы Джозеф нажал на спусковой крючок.
Целясь в Уильяма, он шагнул к Роберте и протянул руку:
– Леди Холбрук?..
Роберта поднялась на ноги с помощью Джозефа и тут же выдернула руку. Округлившимися глазами, в которых плескалась паника, она следила за Уильямом, как мышь следит за змеей. Боже праведный! Уильям запугал Роберту до такой степени, что она не ухватится за возможность сбежать даже теперь. Как это часто бывало, раздражение Сидони на сестру перешло в жалость.
Джозеф протянул руку Сидони.
– Мисс Форсайт?..
– Мы не можем оставить ее. – Сидони поднялась с помощью Джозефа и посмотрела на Роберту. – Он ее убьет.
– Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома, паршивый ублюдок, – прорычал Уильям из другого конца комнаты.
– С превеликим удовольствием. Проводи нас, – отозвался Джозеф.
Уильям скривил губы с бесполезной издевкой.
– Сначала я провожу тебя в ад.
– Постыдись, кузен, здесь же присутствуют дамы. – Джозеф показал на дверь пистолетом: – Прошу.
Уильям так побагровел, что, казалось, его вот-вот хватит удар. Фиолетовая вена пульсировала на виске, а неподбитый поросячий глаз сузился от ненависти. Но деваться было некуда, и он, хромая, заковылял к двери.
– Пойдем, сестра, – мягко произнесла Сидони. – С нами ты будешь в безопасности.
– Я не уверена. – Стеклянный взгляд Роберты не отрывался от широкой спины мужа, когда тот проходил в дверь.
Сидони отошла от Джозефа, чтобы взять дрожащую руку Роберты.
– Тебе нельзя оставаться. Ты же знаешь, что он сделает.
Сестра смотрела на нее так, словно смысл слов не доходил до нее. Потом кивнула и послушно пошла следом за ними из детской. Два пролета вели вниз к лестничной площадке над передним холлом.
Наверху последнего лестничного марша Уильям повернулся с ухмылкой превосходства на разбитой физиономии.
Теперь, когда он немного пришел в себя, к нему вернулась его природная заносчивость.
– Что ж, торжествуй пока, ублюдок. Потаскушку можешь оставить себе, но ни один суд не заберет у меня жену. А когда я расскажу о нездоровом пристрастии леди Холбрук к азартным играм, у меня будет причина засадить ее в сумасшедший дом.
Сидони от ужаса даже пошатнулась. Каждый раз, когда она думала, что измерила до самого дна подлость и низость Уильяма, он опускался еще ниже. Он говорил, что объявит Роберту сумасшедшей точно таким же тоном, каким приказывал утопить лишних щенков в ручье.
– Ну мы еще посмотрим, кто выиграет в этом сражении, – мрачно отозвался Джозеф, вскинул пистолет с нескрываемой угрозой. – Излишняя самоуверенность всегда была твоим недостатком.
– Какой подходящий конец для прекрасных сестер Форсайт! – Глаза Уильяма сверкали злобой, когда взгляд его прошелся по Роберте и Сидони. – Одна – шлюха ублюдка, вторая – гниет в собственных отбросах в Бедламе.
Побелев лицом, Роберта вырвала руку у Сидони и стояла, дрожа всем телом, под мужниными издевками. Как невыносимо Сидони было видеть, во что превратили ее сестру восемь лет брака с Уильямом! Она повернулась и заговорила с ней спокойным ровным голосом:
– Он не может этого сделать, Роберта. Ему просто хочется отыграться. Он – беззубый тигр.
Уильям засмеялся и угрожающе покачался на пятках.
– Беззубый тигр, вот как? Что ж, поглядим, поглядим.
– Я не сумасшедшая! – визгливо закричала Роберта, обхватив себя руками. Взгляд ее был сосредоточен на Уильяме. – Ты не можешь упрятать меня в дурдом.
– Еще как могу, моя алчная голубка.
– Леди Холбрук, не слушайте его. Он знает, что проиграл, – мягко проговорил Джозеф. Сидони взглянула на него с признательностью, но Роберта, похоже, не слышала.
– Проиграл? Да ну? – противно ухмыльнулся Уильям, попятившись от пистолета Джозефа, и высокомерно упер руки в бока.
– Я не позволю тебе упрятать меня в психушку! – выкрикнула Роберта уже решительнее и осмелилась сделать шаг к мужу. Она стиснула руки в кулаки и держалась с таким вызовом, какого Сидони уже очень давно не видела.
Губы Уильяма скривились в такой приторно-снисходительной улыбке, что у Сидони скрутило желудок. На окровавленной физиономии это выражение было омерзительным.
– У тебя не будет выбора, дорогая.
Роберта сделала еще один неуверенный шажок.
– Нет, будет, подлый ты негодяй!
Уильям снова засмеялся резким неприятным смехом.
– Бог ты мой, неужто ты наконец взбунтовалась? Кто бы мог подумать! Правда, если бы эта тварь, мой кузен, не размахивал пистолетом, ты бы не была такой смелой, не так ли, моя прелесть?
Заметив вызывающий блеск в глазах Роберты, Сидони напряглась от нехорошего предчувствия. Если она подойдет слишком близко, не ударит ли ее муж?
– Да, мне недоставало смелости, Уильям, – призналась Роберта. Щеки ее пылали от унижения. – Когда-то мне было не занимать смелости, но ты выбил ее из меня.
– Отвешивать тебе тычки и затрещины было так весело. Какая жалость, что ты так и не научилась послушанию. Когда вернешься, мы это исправим, до того как я до конца дней упеку тебя в сумасшедший дом.
