Хрустнула ветка. Раздались шаги. Кто-то шел по лесу не более чем в сотне ярдов от него.
Его глаза широко открылись. Вонзив каблуки в мощные бока Тернера, Дункан ринулся вперед, в самую чащу. Всего через несколько секунд слева от него мелькнуло что-то красное, и Дункан резко повернул коня.
Шотландец мчался по лесу, низко пригнув голову, чтобы ветки не хлестали по лицу. Одновременно он ловко выхватил секиру из седельных ножен.
Беннетт бежал из последних сил. Он задыхался и в панике озирался через плечо.
Тяжелые копыта Тернера глухо стучали по покрытой мхом земле. Дункан дико взревел. Но вдруг в его голове воцарилась тишина. Отклонившись назад, он взмахнул секирой, острым лезвием рассекая тихий утренний воздух.
Дункан остановил коня и спешился. Он широким шагом направился туда, где на земле лежал, сжавшись в комок и закрыв обеими руками лицо, Беннетт. Он был без головного убора, потому что его фуражку рассекла на две части секира графа.
Дункан грубо потряс его за плечо, будто пытаясь разбудить от крепкого сна, на что Беннетт ответил, перекатившись на спину и подняв обе руки над головой. Это был сигнал о полной капитуляции.
Дункан обшарил карманы и пояс Беннетта в поисках ножа, которым он убил охранника. Найдя его, он вытер кровь о траву и сунул его себе в сапог.
— Ты ведь Мясник, верно? — спросил Беннетт.
— Я граф Монкрифф, — ответил Дункан. — А теперь вставай.
Дункан нервно ходил взад-вперед с секирой в руке, пока Беннетт с трудом поднимался на ноги.
— Я бы вас ни за что не узнал, — дрожащим голосом произнес Беннетт. — В костюме дикаря вы выглядите совсем иначе. Вот почему я принял вас за Мясника.
Дункан пропустил оскорбление мимо ушей.
— Как ты сбежал? — спросил он. — Кто тебя выпустил?
— Один из моих солдат. У него был ключ.
— Где он его взял?
— Этого я не знаю. Мне было не до вопросов.
Паника в его голосе начинала стихать.
Дункан продолжал быстро ходить перед ним, как запертый в клетку тигр.
— Ты должен заплатить за свои преступления, — произнес он. — Тебе не сойдут с рук убийства невинных женщин и детей. Тебе не уйти от расплаты.
— Я всего лишь выполнял свой долг, — ответил Беннетт.
— Свой долг перед кем? — со все возрастающим раздражением поинтересовался Дункан. — Перед своей страной? Своим королем? А как насчет Бога?
— Бог, король, страна — это все одно и то же.
— Это точно? — Дункан остановился и устремил взгляд на Беннетта. — Скажи мне одну вещь. Ты участвовал в сражениях так же, как и я. Ты убил много людей, как и я. Ты даже спас жизнь своего командира, отца Амелии. Но зачем ты причиняешь страдания женщинам и детям? Зачем ты сжигаешь их дома?
— Мой долг — подавить этот мятеж, — ответил Беннетт. — Если это означает необходимость очистить страну от всех якобитов, значит, это я и буду делать.
Дункан сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Ты когда-нибудь сожалеешь о том, что сделал?
Просыпаешься ли ты по ночам в холодном поту? Снится ли тебе, что твои жертвы стоят возле кровати и смотрят на тебя? Ощущаешь ли ты, что языки адского пламени уже лижут твои пятки? Терзает ли тебя кровь, которую тебе уже никогда не смыть со своих рук?
— Никогда, — отрезал Беннетт. — Как я уже сказал, мой долг офицера — служить королю, и я это делаю без колебаний. А также без сожалений.
Дункан отвел глаза. Он вспоминал железный кулак отца и боль, которую причиняла эта неумолимая и жестокая рука, врезающаяся в кости — в кости Дункана — во время многочисленных уроков, посвященных воспитанию у него дисциплины.
— Ты был когда-нибудь ранен? — спросил Дункан, предположив на мгновение, что Беннетт просто не понимает, какую боль он причиняет другим людям. — Ты когда-нибудь ощущал настоящую физическую муку? Может, в тебя никогда не стреляли и тебе неведомы мучения от ударов, резаных или колотых ран? Ты становился жертвой чьей-то злобы?
Беннетт расхохотался.
— К чему все эти вопросы, Монкрифф?
— Я просто пытаюсь понять…
— Хочешь взглянуть на мои шрамы? — поинтересовался Беннетт. — Я могу их тебе показать. Ты сможешь увидеть, какие раны я получал во время сражений, а также следы от плети, когда меня забили почти до смерти.
Дункан недоверчиво смотрел на него.
— В британской армии не бьют офицеров плетьми.
— Конечно, нет, зато отцы бьют сыновей, стремясь воспитать из них хороших солдат.
Дункан задумался.
— Отец бил тебя плетьми.
— Да, — ответил Беннетт, — много раз. Но я не думаю, что это было хуже, чем то, через что пришлось пройти тебе, Монкрифф. Не будем забывать о епископе. Твой отец был человеком, ослушаться которого рискнули бы немногие. Я уверен, что ты тоже получил суровое воспитание и делал все, что тебе велели. Стыдиться тут нечего. Я также был покорным сыном.
Это действительно было так. Дункана воспитывали в строгости, но он восставал против деспотизма отца. В возрасте тринадцати лет Дункан вошел в галерею и увидел, как отец избивает мать. Он так сильно рассек отцу плечо разбитой бутылкой, что тот целый год не решался поднять руку на жену.
Когда это случилось снова, отец отделался подбитым глазом. А после третьей, еще более свирепой стычки с дерзким семнадцатилетним сыном его отец навсегда отказался от издевательств над женой.
— Сейчас я отвезу тебя обратно в замок, — произнес Дункан, возвращаясь к лошади и роясь в седельной сумке в поисках веревки, — где ты будешь ожидать полковника Уортингтона.
Беннетт нахмурился.
— Дай мне саблю, Монкрифф, и позволь сразиться с тобой. Это будет справедливо, с учетом того, что ты похитил у меня невесту, вне всякого сомнения, добившись ее руки силой, так же, как я одержал верх над твоей бывшей невестой. Как там ее звали? Мэри? Меган?
— Ее звали Муира, — тихо произнес Дункан.
— Что я могу сказать? Муира была хорошенькой шотландской девчонкой, и я позаботился о том, чтобы последние минуты ее жизни стали волнующими и незабываемыми. Я уверен, что ей очень понравилось. Жаль, что ты этого не видел.
Стоя перед Беннеттом, Дункан сжал рукоять секиры.
— Если бы я это видел, Беннетт, тебя бы уже не было в живых.
— В самом деле? Тогда почему я до сих пор жив? Возможно, и на самом деле война тебе не по нутру. Если верить тому, что я слышал, ты предпочитаешь вести переговоры в нарядных гостиных, добиваясь желаемых результатов при помощи своего виски. Что с тобой случилось? Твой отец был свирепым воином. Должно быть, он был очень разочарован тем, каким ты стал. Я до сих пор не понимаю, как Амелия могла тобой увлечься. Ведь ты всего лишь слабый и трусливый шотландец и к тому же, я в этом не сомневаюсь, грязный якобит.
