Ли сжала губы. Ну и наглость! Нет, ну каков нахал! Взялся судить о ее мотивах. Слышал бы он ужасные слова Рейчел.
Ричард отвел взгляд, словно ему невыносимо было смотреть на Ли.
– Ли…
– Если ты не возражаешь, – проговорила она, удивляясь, что голос звучит так спокойно и уравновешенно, – я бы хотела подготовиться к путешествию.
Ричард сделал к ней шаг, словно притягиваемый невидимой рукой, затем коротко поклонился и стремительно вышел. Ли опустилась на колени и спрятала лицо в ладони. О Боже, что она наделала?!
Ричард, прячась в тени, стоял за дверью детской и видел, как Ли присела на корточки перед Элисон. Руки ее дрожали, когда жена привлекла девочку к себе. Голос тоже дрожал, когда Ли прощалась. Каждое слово, произнесенное этим мягким, мелодичным голосом, хлестало Ричарда как плеть. Он сделал глубокий вдох, наполняя воздухом легкие в отчаянной попытке вытеснить из груди боль.
Ричард был рад, что не видит глаз жены.
Элисон вырвалась из рук Ли и попятилась назад, потом ударилась спиной о нянины ноги. Мокрые от слез щеки противоречили обиженно надутым губкам.
Надо уйти. Надо уйти, пока он еще владеет своими чувствами, но ноги как будто приросли к полу, и он не мог ими пошевелить, не мог оторвать взгляд от своей жены.
– У меня к тебе просьба, – сказала Ли, держа в руке тряпичную куклу и протягивая ее Элисон. – Не могла бы ты позаботиться о моей подружке, пока меня не будет? Ее зовут Мэри, и она очень дорога мне. Моя мама подарила мне ее, когда я была ненамного старше тебя.
Элисон выпятила нижнюю губу.
– Ты обманула меня. Ты сказала, что будешь моим другом. Сказала, что никогда не уедешь и не бросишь меня. Я ненавижу тебя! – закричала она и повернулась, чтобы бежать. Потом остановилась, выхватила куклу из рук Ли и убежала и смежную комнату, откуда донеслись ее всхлипывания.
Ли спрятала лицо в ладонях. Плечи ее вздрагивали от беззвучных всхлипов.
Ричард ринулся к лестнице. Он не мог позволить себе думать, что его черное сердце разобьется и осколки разлетятся по полу. Рейчел преградила ему дорогу. Коварный блеск в глазах, злорадное торжество улыбки не оставляли сомнений, что она наслаждается каждым разрывающим душу словом, которое только что услышала.
– Если ты откроешь рот, если посмеешь сказать хоть слово, – прорычал Ричард, отталкивая ее, – я убью тебя.
Джеффри стоял внизу лестницы, небрежно одетый в свободный халат, наброшенный на рубашку, и сверлил Ричарда взглядом.
– Насколько я понимаю, тебя можно поздравить. Тебе наконец удалось оттолкнуть ее.
– Джеффри, ради всего святого, не надо. Не сейчас. Не сегодня. – Ричард прошагал по периметру весь холл, под колоннами в виде арок к двери, затем вернулся назад. Эхо от стука его сапог заполнило пропасть между ними.
От звука легких шагов, приближающихся к повороту лестницы, у Ричарда перехватило дыхание. Секунду спустя появилась Ли.
В холле стало тихо, влажный воздух вдруг показался невыносимо душным. Единственным звуком, который Ричард слышал, было биение собственного сердца. Он был поражен, что оно все еще бьется, ибо был уверен, что уже умер. Ему хотелось заключить ее в объятия, прижаться губами к волосам, умолять остаться, но гордость и гнев, сглаживаемые отчаянием, удерживали слова запертыми в горле.
Джеффри заключил Ли в объятия. Поцеловал. Обнял. Что-то прошептал. Ричарду хотелось врезать брату кулаком между глаз. Бросив еще один, последний, испепеляющий взгляд в сторону Ричарда, Джеффри ушел, оставив его наедине с женой.
Она подняла взгляд. О Боже, ее глаза, обычно такие живые, светящиеся внутренним светом, сейчас были зелеными озерами пустоты, без чувств, без жизни в их глубинах. Гнетущая, невыносимая тяжесть поселилась в груди Ричарда.
Он украл смех и радость из ее глаз.
– Ричард, я… – Голос Ли дрогнул и смолк, когда она вытащила из своей сумочки несколько писем. Дрожащей рукой протянула Ричарду письма, стараясь не коснуться его пальцами.
Дабы отвлечь свой мозг от пьянящего запаха ее духов, он просмотрел письма: одно тете, второе миссис Бристолл и еще одно для него, с подробными инструкциями относительно детского приюта и нескольких других благотворительных заведений, которым она помогала.
Даже в горе она думала прежде всего о других, не о себе. Как не мог не дышать, так не мог Ричард и остановить себя от того, чтобы не взять ее руку в свою, не ощутить нежную кожу в своей огрубевшей ладони.
Ли потянула руку, но он не мог отпустить ее. Он вывел жену в дверь и повел вниз по ступенькам, где стояли в ряд две элегантные дорожные кареты. Дворецкий, экономка и горничная Ли стояли возле второго экипажа, дожидаясь погрузки. Кучер и грумы, все красиво одетые в официальные бордово-золотистые ливреи герцогов Сент-Остинов, выстроились вдоль дюжины верховых, готовых сопровождать кареты.
Антураж, достойный члена королевской семьи. Ничтожный, бессмысленный жест, который Ли не поняла. Это символ любви к ней.
«Не думай! Просто двигайся!»
Ричард подвел ее к карете, помог подняться на подножку. Ли, устраиваясь на обитом бархатом сиденье, не отрывали взгляда от пола. Ричард стиснул дверцу, запоминая мягкий изгиб подбородка, изящную линию носа, темные круги под глазами, морщинки боли, прорезавшиеся вокруг рта. Это он – причина этой боли. Ричард захлопнул дверцу.
– Пошел!
Карета покатила вперед, расплываясь неясным пятном и глазах. Ему хотелось побежать и вытащить из нее Ли. Хотелось целовать ее, обнимать и умолять остаться, но карета катилась прочь, набирая скорость, и вскоре исчезла в утреннем тумане. Слишком поздно. Ли уехала.
Ричард растянулся на кровати лицом вниз. Звук открывшейся и закрывшейся двери гулко прогремел в его притуплённом алкоголем мозгу.
На мгновение сердце екнуло, кровь забурлила. Потом Ричард вспомнил, что Ли нет, а он в аду. Ему требуется выпить еще. Крепкого бренди, обжигающего глотку. Или шотландского виски, дабы выжечь из головы все мысли. Чертовски жаль, что в доме ничего нет. Разрази гром Джеффри и его безрассудство!
Если бы не этот дурень, Ричард пошел бы сейчас в библиотеку и напился бы до бесчувствия.
Грубые руки схватили его за ноги и перевалили на спину.
Ричард с трудом разлепил веки и увидел своего чертова братца, стоящего возле кровати. Его лицо расплывалось и двоилась перед глазами.
– Теперь я знаю, как я выглядел после ночной попойки, и зрелище не из приятных, – сказал Джеффри, стаскивая с Ричарда сапоги. Он швырнул их на пол с громким стуком, который отдался болью в голове Ричарда. Он потянул на голову подушку.
– Уходи, Джеффри. Мне плохо.
