Валерия Вербинина - Адъютанты удачи

Ознакомительная версия.

– Кто вы? – повторил император свой вопрос, так как Полина молчала, собираясь с мыслями.

– Мое имя ничего вам не скажет, ваше величество… сир, – быстро поправилась она, вспомнив, как надо титуловать императора. И тут же призналась: – Вообще-то меня зовут Полина Серова.

– Это действительно мне ничего не говорит, – спокойно заметил Наполеон. – Вы приехали из России?

– Да, ваше вели… сир. Все так странно получилось… Эти письма, и сокровища, и…

Наполеон досадливо передернул плечами, и Полина сообразила, что объясняется слишком путано для того, чтобы ее могли понять.

– Что за письма? – Император говорил, бросая слова, как камни, словно и разговор, и сама собеседница навевали на него невыносимую скуку.

– Те, которые вы писали в Рим. – Полина глубоко вздохнула. – Вы слали их своей матери, но не могли адресовать их ей прямо, а писали на имя некоего Мертеля, который жил в Риме под фамилией Карон. На полке у него стоял ваш бюст, – вспомнила Полина. – Но однажды конверт, надписанный вашей рукой, попался на глаза одному человеку… бесчестному человеку. И тот узнал ваш почерк. Он достал ваши старые письма к Дезире Клари, сравнил и убедился, что вы живы, а не умерли и похоронены на далеком острове.

Наполеон слегка поморщился.

– Мои письма…

– Да, сир.

Человек, воскресший из мертвых, неожиданно принял какое-то решение. Он повернулся и посмотрел Полине прямо в глаза, и молодая женщина невольно поразилась энергии, сверкавшей в его взгляде.

– Ну что ж, вы добились своего, – бросил император. – Можете убить меня.

– Убить? – поразилась Полина.

– А разве вы не за тем приехали?

Даже после долгих лет жизни во Франции в речи императора слышался итальянский акцент, который становился заметнее, когда тот волновался.

– Нет, – сказала Полина, глядя на своего собеседника во все глаза. – Я даже не знала, что это вы, пока не увидела вас.

Девушка замялась, мучительно подыскивая слова, которые могли бы объяснить, как и зачем она оказалась здесь.

– Все очень запутано, – промолвила наконец Полина извиняющимся тоном.

– Верю, – усмехнулся император. – Тот человек, к которому попали мои письма… как его зовут?

– Эпине-Брокар. Он…

– Вот оно что, – медленно проговорил Наполеон. – Да, какой-то француз с двойной фамилией приезжал сюда, в Ниццу, некоторое время тому назад. Но к моему дому он не приближался.

– Наверное, ограничился наблюдением издали, – почтительно предположила Полина. – Я так думаю, сир.

Наполеон улыбнулся.

– Уже много лет ко мне никто так не обращался. Для всех добрых жителей Ниццы я просто синьор Альпоне, генуэзец на отдыхе. – Император вздохнул. – Здесь красиво. Я служил здесь когда-то, и с тех пор тут мало что изменилось[22]. Немного напоминает Корсику, хотя, конечно, совсем не то.

У Полины сжалось сердце. Так вот почему затворник жил на побережье, откуда до его родного острова рукой подать, вот почему с такой тоской смотрел на море, отделявшее его от земли предков, где он провел свое детство.

– Когда я умру, – добавил Наполеон, – я бы хотел, чтобы меня похоронили там. – И он со значением посмотрел на Полину. – Что вы намерены предпринять теперь, когда знаете, кто я на самом деле?

– Ничего, – честно сказала Полина.

– Вы уверены? – спокойно осведомился император.

– Если вы думаете, что я способна предать вас… – начала Полина, от которой не ускользнула ирония, прозвучавшая в его голосе.

– О, меня предавали столько раз, что я уже привык к этому, – усмехнулся император. – Самые близкие люди отвернулись от меня, когда я пал, а о вас я не знаю ровным счетом ничего.

Он внезапно зашелся в хриплом, надрывном кашле, лицо его посерело. Полина бросилась к нему, но император неожиданно резким жестом выбросил в ее сторону открытую ладонь, приказывая оставаться на месте, и Полина застыла, боясь шелохнуться. Наполеон достал платок и, брезгливо скривившись, вытер им рот.

– Вы больны, сир, – пробормотала девушка.

– Знаю, – чуть склонил голову император. – Хворь я привез со Святой Елены, будь она неладна. Думаю, мои тюремщики медленно изводили меня какой-то дрянью… Предусмотрительные люди эти англичане, надо отдать им должное! Великая нация посредственностей, которая отныне определяет судьбы мира… – Через силу улыбнувшись, Наполеон сделал упор на этом выражении: la grande nation de mediocritйs. – Бедный Франсуа, который сменил меня на острове, протянул у них в гостях менее трех лет.

– Франсуа? – переспросила Полина.

– Мой двойник.

Агент нумер два мгновение помедлила, но потом все же решилась:

– Один мой друг, которого я глубоко уважаю, был уверен, что вы не могли не бежать. Признаться, тогда я не поверила ему, а теперь вижу, что он прав.

– А чего ради я должен был остаться? – отозвался император с восхитительным прямодушием, пожимая плечами. – Чтобы прослыть мучеником треклятого острова? Мучеником, которого отравили и закопали в землю? Я должен был жить. Если не ради себя, так хотя бы ради своего сына. Я, как Гулливер, которого победили лилипуты, не мог допустить, чтобы они вечно торжествовали надо мной. Вам не понять, что я почувствовал, когда вновь обрел свободу. Ни один человек не может понять этого.

– Вы хотели вернуться? – задала Полина вопрос, который жег ей губы.

Наполеон передернул плечами и вновь устремил взгляд на море. Аквамариново-синие волны набегали на песок и ускользали, оставляя на нем легкое пенное кружево.

– По пути во Францию мы чуть не утонули, – вдруг сказал император, словно не слышал вопроса. – Впрочем, на воде мне никогда не везло.

– Почему вы не вернулись? – повторила Полина упрямо.

Человек, сказавший о себе однажды: «Я создал мой век, так же как я сам был создан для него», – резко повернулся к собеседнице.

– Вернуться? Куда? К власти? И что бы это дало? Гражданскую войну внутри страны и войну со всей Европой в придачу? Разорение Франции и ее раздел между великими державами? Я бы никогда не пошел на такое. Один раз я уже пытался вернуться – и достаточно. Все те победы, которые я одержал, послужили к благу Франции. Может быть, мое поражение тоже пойдет ей на пользу. Со мной Франция была бы сильной, но сильная Франция никому не нужна, даже французам. Моя мать не понимала этого, она все строила планы… – Наполеон снова закашлялся и плотнее закутался в сюртук.

– Но как же вы жили все эти годы? – спросила Полина.

– Я растворился в толпе, – коротко ответил император. – Довольно я был на виду, теперь настала пора отдохнуть. И потом, я наблюдал. Затесавшись среди зрителей, я видел, как складывается легенда обо мне самом. Отправной точкой, конечно же, послужила моя смерть. Я знал, что истинная моя жизнь начнется только после того, как я уйду, но никогда не думал, что она будет… такой поразительной. Только когда меня не стало и в жизни людей образовалась пустота, которую нечем было заполнить, они начали ценить меня по достоинству. – Наполеон улыбнулся одними губами. – Впрочем, все это вздор. Вы можете быть сколь угодно велики, но мир все равно обойдется без вас. Жаль, что Шекспир уже умер. Какую пьесу он мог бы сочинить обо мне, вместо того чтобы описывать жалкие козни жалких королей прошлого! Когда я вижу, что пишут обо мне, я понимаю, что никогда, наверное, не обрету своего Фукидида. Но история все равно отдаст мне должное. Мир никогда не сможет забыть обо мне. Никогда! А тех, кто победил меня, никто даже не вспомнит. То, чему я положил начало, надолго переживет меня. Вот увидите, не пройдет и десяти лет, как кто-нибудь из моих родственников захватит власть. Немецкий король, в сущности, неплохой человек, но он слишком стар, а люди не любят стариков, находящихся у власти. Русский деспот своими действиями восстановил против себя всю Европу, англичане завязли в Азии, австрийцы грызутся с пруссаками… Воистину, сейчас самый подходящий момент!

Ознакомительная версия.