Лаура Паркер - Буря страсти

— Вы слишком скромничаете, милорд, — заметил Франкапелли, подхватывая нить беседы. — Я находился в Лондоне, когда в городе стало известно о поражении Наполеона. Как все радовались! Великая победа. Люди неделями обсуждали атаку Второго драгунского полка, решившую исход битвы.

— Верно. Я сам участвовал в сражении. — Лицо Квинлана осталось бесстрастным. — Но оно не наполнило наши сердца радостью. В тот день погибло множество достойных людей. И среди них два моих друга — майор Хиллфорд и барон Петтигрю.

Тарелка перевернулась, и суп вылился на юбку Кетлин. Вскрикнув, она вскочила.

— Dio! Вы обожглись?

— Нет-нет. — Кетлин промокнула пятно салфеткой. — Прошу меня извинить. Мне надо переодеться.

Мужчины поднялись, и Квинлан поспешил предложить ей руку.

— Позвольте проводить вас до двери. Кетлин посмотрела ему в глаза, ожидая увидеть в них торжество, но не нашла даже намека на насмешку. Он не может знать, что Эррол Петтигрю значил для нее. Однако он все-таки что-то знает. Об этом говорит его пронизывающий взгляд.

Квинлан крепко сжал руку Кетлин, чтобы она не смогла вырвать ее. Ах, как она прекрасна! Ее щечки округлились, лицо чуть-чуть пополнело. Подбородок уже не такой острый. Фигура стала более женственной и соблазнительно зрелой. Что-то в выражении лица — его черты были слишком дерзкими, чтобы ее можно было назвать красивой в общепринятом смысле, — возвышало ее над женщинами, чья внешность вызывала лишь похоть.

— Надеюсь, вы вскоре присоединитесь к нам, графиня. Я горю желанием продолжить нашу беседу.

— Не знаю. — Кетлин посмотрела мимо Квинлана на графа. — Мне нужно позаботиться о дочке.

— Для этого у вас есть няня.

Кетлин зарделась:

— Я предпочитаю заботиться о ней сама.

— Подобная преданность очаровательна. И все же я верю, что мы с вами еще увидимся.

Она убрала руку с его локтя.

— Ничего вам не обещаю.

— Однако я буду настаивать. — В его последних словах, произнесенных тихим голосом, Кетлин различила угрозу.

— Хорошо. Возможно, через час. — Присев в реверансе перед графом, она выскользнула за дверь.

После ее ухода мужчины обсуждали занимавшие обоих темы — литературу и музыку. Франкапелли обратил внимание на то, что виконт то и дело поглядывает на закрытую дверь, за которой исчезла Кетлин. Негодница покинула поле битвы как раз в тот момент, когда началось самое интересное. Ну ладно, придется взять дело в свои руки. Если Кетлин впоследствии обрушится на него с упреками, он напомнит ей, что она могла бы остаться за столом и помешать разговору.

Когда разлили портвейн, Франкапелли поднял свой фужер, приглашая к тосту.

— За графиню. Она очень красива, не так ли?

— Действительно, — медленно произнес Квинлан. — Мужчина, который добьется ее, получит редкую награду. — Немного подумав, Квинлан сказал:

— Простите, если я чего-то не понимаю, гоаф, но мне казалось, что она ваша.

— Графиня — моя гостья, синьор, как и вы. — Тон Франкапелли был корректным, выражение лица вежливым. — Она будет пользоваться моим покровительством и гостеприимством столь долго, сколь ей будет угодно.

Улыбка Квинлана была не менее корректной, однако внутри у него все клокотало.

— Как вы великодушны.

— Великодушен, да. Но даже великодушие имеет пользу. — Франкапелли с великим удовольствием отметил, что его заявление не успокоило Кирни. — Для меня полезны и ум графини, и ее исключительная красота. Как я уже сказал, она помогает мне переводить либретто для моей новой оперы. Она читает и пишет по-гречески, а также по-латыни. Хотя вам это и так известно.

— Нет, — признался Квинлан. — Мы с ней мало знакомы.

— Вот как? — Наконец-то позволив себе проявить какие-то эмоции, Франкапелли продемонстрировал собеседнику, что ему очень весело. — А у меня, судя по тому, как вы смотрели на нее, создалось впечатление, будто вы хорошо ее знаете.

Что-то в тоне графа заставило Квинлана отказаться от первоначального варианта ответа. Он пристально взглянул на итальянского аристократа и спустя некоторое время произнес:

— Мы случайно познакомились в Лондоне прошлым летом. Уверяю вас, ребенок не мой.

Граф от души рассмеялся:

— Одного взгляда на малышку достаточно, чтобы убедиться в этом. У Грейн черные как смоль волосы и голубые глаза. В вашем взгляде сквозит сожаление: вы не знаете мать так хорошо, как вам бы хотелось.

— Вы слишком много себе позволяете.

По выражению лица графа трудно было судить, что ему известно и о чем он подозревает

— Синьор! Возможно, я не разделяю ваши склонности, но я их понимаю. Она обладает редким очарованием, меньше бросающимся в глаза, чем красота. И все же, синьор, она остается раненой пташкой. Она обосновалась под моей крышей, чтобы залечить раны и набраться сил. Я намерен защищать ее всеми способами. — Он пожал плечами. — А когда это время придет, она будет вольна лететь, куда пожелает.

Квинлан не поверил ни единому слову.

— Она знает, что может уйти в любой момент?

— Что дверца клетки открыта? Конечно.

— И все же, — Квинлан обвел многозначительным взглядом богато обставленную комнату, — это золотая клетка.

— Она не глупа и не алчна, синьор. Она поступит так, как подскажет ей сердце. Увы, она на собственном — и очень тяжелом — опыте узнала, что женщину, которая пренебрегает условностями и следует своим наклонностям, подстерегают ловушки. Думаю, в будущем она станет более осмотрительной.

— Возможно, вы правы. Однако она не может жаловаться на нынешние обстоятельства. — В голосе Квинлана против его воли прозвучала горечь. — Любовницы редко устраиваются с такой роскошью. Вряд ли ее последний покровитель обеспечивал ей хотя бы долю этой элегантности.

— Значит, вы не знаете?

— Что?

— Она не куртизанка. Она — как это у вас, англичан, называется? — ах да, обедневшая дворянка. Ее отец был писателем, как и вы. Вы даже этого не знаете?

— Нет. — Квинлан надеялся, что удивление не отразилось на его лице.

— Простите мой вопрос, друг мой, но что вам известно о ней, кроме того, что вы желаете ее… и что она написала пьесу?

— Она написала…

Граф не смог сделать вид, будто не заметил ошеломленного выражения в глазах Кирни. Этот факт крайне изумил его.

— Как, вы не подозревали, что автор — она?

— Я… нет, — ответил Квинлан. Он с трудом верил, что такое возможно. — Я бы скорее предположил, что это вы.

— Очаровательно! Прелестно! — радостно воскликнул Франкапелли. — По-вашему, женщина не может обладать умом и талантом? Синьор, наконец-то я поверил, что вы совсем ее не знаете.

— Эта пьеса не просто хорошая подделка. — Квинлан до сих пор находился под впечатлением своего открытия. — Это отличная, нет, великолепная сатира на всю мою предшествующую работу. Откуда у нее, абсолютно чужого мне человека, такие потрясающие способности и такое знание материала? — Он с сомнением покачал головой.