Глава 24
«Мой дорогой Габриэль,
Нет места предпочтительней для меня, чем Ваши объятия…»
* * *
Сесиль смотрела в окно кареты на пролетающие мимо луга и живые изгороди, с болью осознавая, что каждый оборот колес экипажа все дальше уносит ее от Лондона. И от Габриэля.
Учитывая, что ее последнее путешествие в Мидлсекс проходило в наемном экипаже, где орущий младенец заплевал весь ее лиф, а толстый кузнец отдавливал ей ногу, кто–то мог бы решить, что она оценит экстравагантную роскошь городского экипажа Карстейрсов. Но она совершенно не обращала внимания ни на его шикарные подушки и медные ручки, ни на взволнованные взгляды подруги.
Природное жизнелюбие Эстель не могло состязаться с саваном мрака, который окутывал Сесиль. Когда экипаж прогрохотал по арочному каменному мосту, казалось совершенно естественным, что низкие облака вот–вот начнут плеваться первыми снежинками сезона.
– Я все еще не могу поверить, что ты так дерзко предложила ему жениться, – сказала Эстель, бросая на подругу восхищенный взгляд.
– Я не предлагала. Я приняла его предложение. К сожалению, оно было отозвано.
– А если бы он согласился сбежать в Грента–Грин? Когда бы ты сказала ему, что являешься его потерянной Самантой?
– Я не знаю. Но я уверена, что подходящий момент появился бы когда–нибудь. Возможно, после рождения нашего третьего ребенка или в нашу пятидесятую годовщину брака. – Сесиль на мгновение закрыла глаза, ясно представив себе детский смех, который она никогда не услышит, и полные радости дни в объятиях мужа, которые никогда не наступят.
Эстель покачала головой. – Не могу поверить, что он возвращается в море.
– А почему? – горько спросила Сесиль. – Он хочет стать героем для своей драгоценной Саманты. В последний раз, когда он выходил в море, это едва не стоило ему зрения. Интересно, чего это будет стоить ему на этот раз. Глаза? Руки? Жизни?
Она прислонилась щекой к окну, борясь с отчаянием. Она поощряла Габриэля стать героем, а сама была отчаянной трусихой. Она убежала от его любви в самом начале, боясь верности его сердца. Потом она сбежала из больницы, не в силах посмотреть в лицо последствиям своей трусости. Она сбежала из его объятий в Ферчайлд–Парке, и вот теперь снова бежит.
Но только на этот раз ей придется бежать всю оставшуюся жизнь, даже если это означало, что она нигде не сможет найти покоя.
– Больше никогда, – прошептала Сесиль.
– Прости?
Сесиль выпрямилась на сидении.
– Разверните карету.
– Что? – спросила Эстель, изо всех сил пытаясь понять, о чем она говорит.
– Прикажи кучеру развернуть карету! Немедленно! – слишком нетерпеливая, чтобы ждать, когда ее подруга уловит смысл ее скачущих мыслей, Сесиль схватила стоящую в углу трость и забарабанила ею по обитой шелком панели в передней стенке экипажа.
Карета резко остановилась. Панель отъехала в сторону, и в открывшемся проеме появилось изумленное лицо кучера, с красным от холода носом.
– В чем дело, мисс?
– Я должна вернуться в Лондон. Разверните карету немедленно!
Кучер бросил на Эстель осторожный взгляд, словно спрашивая, не следует ли отвезти ее подругу с безумными глазами прямо в Бедлам[9].
– Делайте, как она говорит, – приказала Эстель, и ее глаза засияли. – Что бы она ни сказала.
Тот неохотно кивнул Сесиль.
– Куда, мисс?
– К докам в Гринвич. И поспешите! От этого, возможно, зависит жизнь одного мужчины!
Карета дернулась и пришла в движение, заставляя Сесиль опрокинуться на сидение. Отчаянно нуждаясь хоть в соломинке надежды, она сжала руку Эстель, и дрожащая улыбка появилась на ее губах.
– И жизнь одной женщины.
* * *
Лейтенант Габриэль Ферчайлд стоял в форме перед зеркалом в студии своего городского особняка. Он поправлял на шее темно–синий галстук, неприятный разрез его шрама опускал уголок рта, а сам рот выглядел так, словно не знает, что такое улыбка.
Его лицо враг не захотел бы увидеть напротив своей винтовки, меча или пушки. Это было лицо мужчины, рожденного воевать, а не любить. Никто бы не предположил, что эти строгие губы и сильные руки провели большую часть прошлой ночи, с нежностью заставляя женщину испытывать один экстаз за другим.
– Милорд?
Габриэль повернулся на звук железных колес, катящихся по ковру. Никто бы не узнал в мужчине, с прямой спиной сидящего в инвалидном кресле, истощенного нищего бродягу, которого Габриэль нашел под дождем около полутора месяцев назад. Его губы потеряли синеватый оттенок, а щеки и грудь уже не выглядели ввалившимися. Со своим превосходным почерком и математическими способностями Мартин Уорт оказался самым способным секретарем, который когда–либо был у Габриэля. Он полностью передоверил бывшему мичману управление своим домашним хозяйством на то время, пока будет в море.
Габриэль быстро отмел неумеренную благодарность Мартина. Если бы не странный поворот судьбы, он сам мог бы оказаться на улице без ног и был бы обречен провести остаток своей жизни в инвалидном кресле.
Убрав с глаз блестящие темные волосы, Мартин произнес:
– Вас хотят видеть, милорд. – И прежде, чем сердце Габриэля смогло совершить предательский скачок, он добавил, – мистер Беквит и миссис Филпот.
Габриэль нахмурился, не представляя, какое срочное поручение могло вытащить его преданных слуг из Ферчайлд–Парка. После рысканья вместе с Габриэлем по трущобам Лондона в поисках Саманты Беквит поклялся, что ноги его больше не будет в Лондоне, пока это будет от него зависеть.
– Спасибо, Мартин. Скажи им, пусть заходят.
Лакей увез Мартина в его кресле, и в студию суетливо вошли Беквит и миссис Филпот. После теплых приветствий они сели на обитый парчой диван, предпринимая все возможные попытки сохранять с ним достойную дистанцию. Габриэль остался стоять спиной к камину.
Миссис Филпот сняла перчатки.
– Мы не были уверены, если должны беспокоить из–за этого дела…
… но вы просили, чтобы мы информировали вас, если в спальне мисс Викершем обнаружится что–нибудь необычное, – закончил за нее Беквит.
Мисс Викершем.
Это имя воткнулось в лед, который окружал сердце Габриэля, как горячая игла. Он сомкнул руки за спиной, чувствуя как напряглась его челюсть.
– Я как раз собирался послать вам указания, что вы можете сжечь ее вещи. Очевидно, что у нее нет намерений возвращаться за ними.
Беквит и миссис Филпот обменялись тревожными взглядами.
– Как по–ж–желаете, милорд, – запинаясь, произнес Беквит. – Но думаю, что вы сначала должны взглянуть вот на это. – Он вытащил из кармана жилета свернутый листок бумаги. – Ханна и Элси перетряхивали матрац в спальне мисс Викершем, когда нашли его.
