Они пробыли три дня, и ни разу им не пришлось прятаться. Если их и искали, дом Роджера был вне подозрений. Роджер подумал, что Рочевиль оградил его также от подозрений в будущем. Беглецы не знали его имени, не знали даже района города, где находятся. В закрытой повозке их довезли до конца улицы и объяснили, в какую дверь войти, и велели снять сапоги, чтобы не наделать шума. Возникла единственная проблема, как прокормить два лишних рта. Не могла же Леония покупать двойное количество еды. Им повезло, что соседки знали, какая неважная хозяйка Леония. Они привыкли видеть Роджера, мчавшегося в кафетерий за едой, хотя его жена покупала продукты для обеда утром. На второй день жена рыботорговца решила подшутить над ним, спрашивая, неужели Леония забыла все, что умела.
— Au contraire, — ответил, смеясь, Роджер. — Она становится очень отважной, поэтому все, что умеет, делает так хорошо.
Женщина засмеялась и посоветовала быть терпеливым:
— Она хитра, эта малышка. Сейчас, когда она такая хорошенькая, она учится. А потом, когда состарится и подурнеет, привяжет вас вашим желудком.
Роджер вымученно улыбнулся и пошел дальше. Любое упоминание об их будущем ввергало его в водоворот противоречивых чувств. С тех пор, как Леония обнаружила свою ревность и удовольствие от занятий любовью, Роджер готов был думать, что они поженятся. Это было возможно, хотя и опасно. С одной стороны, их принимали за супругов, с другой — чтобы узаконить связь, им пришлось бы раскрыть свои настоящие имена. Голос рассудка убедил Роджера, что это слишком опасно, и он решил просить руки Леонии сразу по приезде в Англию.
Тут возникали более болезненные преграды, чем Роджер знал, что стали бы говорить у них за спиной, возможно, и в лицо Леонии, если бы они поженились сразу же. Любая мать, у которой сын обременен долгами, любой охотник за удачей сможет сказать, что он заарканил наследницу, прежде чем она сделала свой выбор. Это, конечно, не так, но как докажешь? Если Леония этому поверит? А если она выйдет за него, считая, что любит, a на самом деле все будет по-другому, замужество не помешает ей полюбить другого. Роджер знал, что это убило бы его.
Если бы Леония выбрала в мужья другого, он смог это пережить. Постарался бы не видеть ее, даже если для этого пришлось покинуть родину, и жил бы, как прежде. Но если бы она стала его женой, а потом охладела изменяла ему…
Роджер знал, что в нем скрывается бездна неистовств он, как сухой ствол, заполненный зловещим порохом. Соланж заполнила его, но именно Леония может поднести спичку к взрывоопасному веществу и сама из-за этого погибнуть.
Конечно, была и другая сторона медали. Иногда Роджер доставлял себе удовольствие думать об этом. Если он привезет Леонию в Англию и предоставит самой себе, позволяя ходить на балы, принимать ухаживания, и после того она все же выберет его, он больше не сомневался бы.
Он старался не думать об этом слишком часто, не позволял себе верить, что может сбыться, но Леония говорила… Когда он смог поверить, что не только юность, но опытность и благодарность притягивали к нему Леонию, он стал искать пути спасения. Слишком мучительно был упиваться ее прелестью и постоянно бояться, что в этой сладости таится горечь разлуки. Лучше уж не заблуждаться, чем одурманивать себя любовью, которая может оказаться только грезой.
К сожалению, надежд на побег не было, только постоянный страх, что их выдадут. Опять Роджер пытался убедить Леонию уехать в более безопасное место. Двое «гостей» исчезли без происшествий, но Роджер полагал, что они не последние. Если бы это не угрожало Леонии, он сейчас наслаждался бы. Он любил острый вкус близкой опасности и верил, что де Рочевиль делает доброе дело. В провинции росло возмущение действиями Конвента. Если бы жирондисты могли объединить тех, у кого умеренные республиканские настроения, настроенных промонархически, правящая группировка кровожадных безумцев была бы низвергнута.
На этот раз Леония не смеялась.
— О, нет, — пылко сказала она. — Ты думаешь, я не понимаю, что это последняя надежда для Франции на мир и доброе правительство? Я больше не хочу жить здесь, Роджер. Здесь слишком много жестокости, боли, душевных потрясений. Мне нужна новая, совершенно новая жизнь. Я хочу в Англии ее найти, но здесь моя родина. Папа и мама любили эту страну. Когда отец стал поместным генералом, он знал, что это может стоить ему жизни, но ни разу не поколебался.
— Достаточно того, что жизнь любимых людей отдана, — перебил Роджер.
— Но я еще жива, — сказала она. — А ты говоришь, чтобы я стояла в стороне и наблюдала. Ты все, что у меня есть, Роджер. Ты ведь рискуешь своей жизнью. О, нет. Если ты сможешь отказаться от этой последней надежды, я убегу с тобой, потому что только ты у меня остался. Я последняя из рода де Коньеров и обязана ради памяти отца сделать что-нибудь для этой страны.
— Невыносимо знать, что ты в опасности, — вздохнул Роджер.
— Невыносимо знать, что ты в опасности, — эхом отозвалась Леония. — Но, Роджер, это так важно. Если бы удалось свергнуть «Гору», была бы восстановлена конституция, которую помогал разрабатывать мой отец. Может быть избрано новое собрание соответственно этой конституции. Дофин мог бы стать королем. Он не будет вызывать беспокойств, выступая против решений собрания.
— Но королева, возможно, будет, — отметил Роджер. — Хотя, я думаю, она была бы намного осторожнее в том, что подсказывать мальчику, чем когда старалась повлиять на мужа. Она неглупая женщина. Возможно, она усвоила урок.
— Сомневаюсь, что она может стать причиной беспокойства. Жирондисты при малейшем подозрении отправили бы ее в тюрьму или изгнали. О, Роджер, если бы только это получилось! Это было бы для нас лучше всего.
— Да, — согласился Роджер. — Как только монархия будет восстановлена, другие нации захотят мира, я на это надеюсь. Это произойдет, если никто не захочет искать преимуществ в гражданской войне, а гражданская война будет, Леония. Радикалы не уступят без жестокой драки. И если, как я говорил, Австрия и Пруссия и наше дорогое правительство не решат, что гражданская война — самый удобный момент, чтобы разорвать Францию на части…
— Они не сделают этого! — вскричала Леония.
— Могут. Будет передышка перед приговором. Если бы было объединенное правительство, которому доверяют провинции, Франция их отбросила бы. С английским правительством, я уверен, можно быстро прийти к согласию. Они не хотят воевать, члены палаты общин — коммерсанты и мелкие землевладельцы, им не нравятся налоги, которые приносит война, или помехи в торговле.
— Итак, здесь воцарился бы мир, и мы могли бы уехать в Англию, домой.
