Узнав о предательстве Клэя, Ли повёл себя довольно пафосно. Он снова и снова заводил разговор о том, что непонятно, кому можно доверять в наши дни, и намекал, что дяде Фрэнку Клэй никогда не нравился.
Но нам с Ли даже удалось поговорить без угроз в его адрес с моей стороны, что можно считать прогрессом. Правда, только до тех пор, пока он опять не начал болтать, что пригласит меня в кино, как только расчистят снег. Ну и если мы переживём войну между стаями. А закончил он своё очаровательное приглашение словами:
– Кто знает, что может случиться между нами в тёмной комнате? Особенно если я ещё и накачу немного.
– Ли, я теперь связана, – ответила я сухим, деловым тоном, помня о том, что дядя Фрэнк не присутствовал при объявлении нашей с Ником помолвки. И вряд ли хоть кто-то из нашей стаи захотел позвонить дяде Фрэнку с новостями о моём формальном союзе с человеком, а потом ещё и выслушать дядины визги по этому поводу. – И была бы признательна, если бы ты обошёлся без комментариев. Под признательностью я подразумеваю то, что воздержусь от засовывания твоей головы в твой же зад.
– То есть как это – «связана»? – закричал Ли. – Но Клэй – почему мне никто не сказал?
– Потому что тебя это никаким боком не касалось.
– Но если это не Клэй, тогда кто? – допытывался Ли. – Это же не тот человек?
– Я вешаю трубку, Ли.
– С человеком! – недовольно орал он в трубку, пока я ставила её обратно на базу.
– Вот именно поэтому я пока запретила маме рассылать приглашения на свадьбу, – пробормотала я.
* * *
Ночь перед окончанием срока, данного нам Клэем, прошла очень беспокойно. Я здорово промахнулась с оценкой того, сколько уговоров, применения физической силы, и, в конце концов, мольбы понадобится, чтобы выпроводить тётушек из долины.
Как сообщила Мо, ни одна из них не хотела пропустить драку, сидя сложа руки и гадая, придём ли мы домой. И во главе смутьянок стояла моя мама.
– Не понимаю, почему ты просишь об этом именно меня, – ворчала мама, пока я запихивала её в грузовик Мо, где уже пускала пузыри Ева.
– Ма, бери пример с Мо, – кивнула я в сторону невестки. – Думаешь, это просто – усадить свою дочь в машину, полюбоваться на выдуваемые ею прощальные пузыри и не иметь даже понятия о том, как всё сегодня обернётся? Но она не теряет чувства собственного достоинства.
– Это потому, что ты не слышала их с Купером сегодняшних споров. Никогда бы не подумала, что Мо умеет так ругаться. Всё ждала, что от её криков штукатурка отвалится. Наверное, это ты плохо на неё влияешь.
Жаль, что я пропустила зрелище. Купер и Мо несколько раз сильно ругались из-за её решения остаться с ним на время разборок. Брат пытался воззвать к материнскому инстинкту своей жены, апеллируя к тому, что Ева может лишиться обоих родителей. Мо аргументировала свою позицию тем, что шанс оставить ребёнка сиротой сведётся практически к нулю, если она, Мо, прикроет тылы мужа. И всё повторялось снова и снова, пока Купер не посинел от злости, а Мо не пригрозила ему большой сковородой, когда он пытался усадить её в грузовик. Её «оружие» не отбило у Купера охоту настоять на своём, и теперь на его спине красовался синяк в форме сковородки. С нашей точки зрения, итогом стала ничья.
Я вздохнула:
– Ма, если ты сейчас же заберёшься в грузовик, и мы переживём всё это, я позволю тебе заняться подготовкой нашей свадьбы от начала и до конца. И даже не буду ни о чём с тобой спорить.
– Не смешно.
– Я даже согласна выпустить дурацких белых голубей.
Мама подозрительно глянула на меня:
– Звучит убедительно, Маргарет.
Ещё немного уговоров, и мама, наконец, залезла в грузовик и повела караван детей и тётушек прочь из долины. Я оглядела родителей, которые, сжав зубы, с решительными лицами махали на прощание отъезжающим детям, и на мгновение ощутила внутри пустоту.
Мо фыркнула и приобняла меня за плечи:
– Ты знаешь, для альфы…
– Даже не начинай! – предупредила я её.
– Не так уж много людей тебя слушаются.
– Ты иногда бываешь такой стервой, – ответила я.
Она сладко улыбнулась:
– С каждым днём я становлюсь всё больше похожей на тебя.
За её спиной Купер поёжился.
***
Мне удалось уговорить всех на введение комендантского часа после заката. Те из нас, кто сильнее и моложе, подменяли друг друга в патрулировании границ на случай раннего внезапного нападения из засады. Я лично проверила каждый дом, чтобы убедиться, что все надёжно спрятаны. Пока я, совершенно измождённая, плелась к дому мамы, Роб и Джей выкрикивали мне вслед цитаты из «Трёхсот» [109], что навело меня на мысль, что они не воспринимали мой миролюбивый подход а-ля Ганди всерьёз. Как будто наступило время отбоя в каком-то особо жестоком летнем лагере.
Мо и Купер согласились переночевать в доме Самсона, а мне пришла в голову мысль, что по какой-то хреновой иронии наша первая ночь вдвоём в долине выдалась такой тёмной.
Ник приготовил или, по крайней мере, разогрел какую-то еду, оставшуюся после маминого отъезда. Не говоря ни слова, мы устроились на диване. Я поцеловала Ника, взяв его лицо в ладони.
– А сейчас по канону жанра ты скажешь, что я должен провести с тобой ночь, потому что ты собралась на войну и тебя могут убить? – спросил Ник.
– Это вряд ли, – ответила я. – Но да, было бы очень мило с твоей стороны.
Ник притянул меня к себе на колени, проводя руками по бокам:
– Ты боишься завтрашнего дня? – спросил он.
– Было бы глупо не бояться, – ответила я. – Я не в восторге, что ты собираешься там присутствовать, но, принимая во внимание разговор о Лесси и фокусы Мо с чугунной сковородкой, я понимаю, что не стоит сотрясать воздух просьбами убраться подальше от неприятностей.
– Чертовски верно.
– Я люблю тебя, Ник. Я не пытаюсь устроить какое-то театральное прощание. Просто хочу кое-что сказать тебе сейчас, пока всё спокойно и нашим задницам ничто не угрожает. Я люблю тебя. Я никого не любила так, как тебя. И буду любить тебя до последнего вздоха.
Ник поджал губы:
– Вот это да! Ты на всё готова пойти, лишь бы переспать со мной, да?
Я рассмеялась:
– Спасибо, как раз то, что мне и нужно.
– Я тоже люблю тебя, – ответил Ник, целуя меня.
Он стащил с меня рубашку через голову и распустил собранные в хвост волосы, которые укрыли нас тёмным блестящим покрывалом. Ник касался меня неторопливо, с какой-то болезненной неспешностью, от которой внизу живота разгоралось обжигающее пламя. Его поцелуи забирали мои дыхание, страх, переживания. Я расстегнула молнию на его брюках, и он застонал от прикосновения моей руки. Ник встал с дивана, поддерживая меня, так как я всё ещё обвивала его талию ногами, и понёс через гостиную.
