Харриет вцепилась в руку Бенедикта, не желая, чтобы он пострадал, как Латимер.
Рэндольф направил пистолет на дверной проем, где стоял Брэдборн. Вид у старика вдруг стал утомленным и разочарованным.
– Бенедикт! Что, черт побери, случилось с Куином?
– Бросьте пистолет! – рявкнул Бенедикт.
Рэндольф вздохнул, покачав головой:
– Не вынуждайте меня выстрелить еще и в вас. Я этого в высшей степени не желаю.
– Вы не сможете. Ваша единственная пуля попала в Латимера.
Харриет ослабила хватку.
Рэндольф поднес пистолет к носу и нахмурился:
– А ведь вы правы. – И швырнул пистолет на пустое кресло.
Бенедикт плавно переместился в комнату и, продолжая целиться в Рэндольфа – тот небрежно поднял руки вверх, – подошел к Латимеру.
– Как вы?
Латимер посмотрел на него: Роден, Франсуа Огюст Рене.
– Становлюсь слишком стар для этих дел.
– Ах, Харриет, моя дорогая поклонница! – вздохнул Рэн-дольф, когда она вошла в комнату, на его лице возникло неодобрительное выражение. – Просто ужасно, что вы видите меня в таком состоянии.
– Да что вы вообще о себе думаете, сэр? – Леди Крейчли обвила руками своего возлюбленного, сердито глядя на Рэн-дольфа. Щеки ее раскраснелись от гнева. – Я приглашаю вас в свой дом, а вы вот так со мной обращаетесь? Да как вы посмели?!
Харриет свела брови – в ее сознании промелькнуло что-то важное.
– Я заслуживаю того, чтобы занять свое место в семье.
– Сэр Рэндольф, – вмешался Бенедикт, засовывая его пистолет за ремень брюк, – ваш кузен, леди Дортеа. Он считает, что имеет право на часть вашего богатства.
– Рэндольф, даже не знаю, с чего начать, чтобы объяснить вам, как вы ошибаетесь. – Латимер хмыкнул.
– Бенедикт! – воскликнула Харриет.
– Вероятно, вы куда богаче, издавая свои кошмарные романы, – говорила между тем леди Крейчли, – чем я, занимаясь этим домом.
Рэндольф скривился:
– Книги приносят на удивление мало денег.
– Бенедикт! – снова окликнула его Харриет, чувствуя, как у нее холодеет под ложечкой.
Он нахмурился, увидев, как она побледнела.
– Что случилось, Харриет?
Горло перехватило, и Харриет с трудом сглотнула, отводя взгляд от старика, бывшего к ней таким добрым – если не вспоминать тех прикосновений смерти, которые Харриет приписывала мистеру Хоггу. Она с грустью подумала о том, как плохо тому, кто ничего не приобрел, несмотря на воспитание. Похоже, Рэндольф получил даже меньше, чем она: все-таки ей дали приличное образование и она унаследовала от отца ловкость при игре в карты.
Харриет посмотрела на Бенедикта, искавшего убийцу своего лучшего друга.
Она вздохнула.
– В записке мистера Осборна говорится, что человек, справлявшийся о часах, назвался Роупошом Крэндалом. – Она вспомнила, что имя сразу показалось ей странным, и в глубине сознания зашевелилась еще какая-то мысль.
– Ну и что?
– Думаю, это еще одна анаграмма. – Она взглянула на Рэндольфа. Тот уже все понял и выглядел встревоженным. – Те же буквы, что в «Рэндал С. Шуп» и «Оскар Рэндольф».
Харриет перевела взгляд на Бенедикта. Лицо его посуровело и сделалось почти уродливым из-за неприкрытой ненависти. Он повернулся к Рэндольфу.
– Фергюсон, – сказал Бенедикт.
– Нет. Погодите! – Старик пошатнулся и упал в кресло.
– Ты его убил. – Бенедикт поднял пистолет.
– Нет! – закричала Харриет.
– Нет! – с тем же ужасом в голосе завопил Рэндольф. – Хогг – единственный человек, которого я убил! Он представлял собой угрозу, особенно после того, как я отправил его в Лондон!
Бенедикт уже положил палец на спусковой крючок. Харриет подошла к нему, чувствуя, как колотится сердце и звук отдается в ушах, и взяла его за локоть:
– Прошу тебя. Выслушай то, что он скажет.
Старик говорил быстро и отчаянно:
– Я действительно ходил к часовщику и справлялся о хронометре Рочестера. Понимаете, когда я начал зарабатывать книгами, то стал собирать вещи. Ну, вещи, принадлежавшие когда-то нашей семье, но распроданные. Я хотел найти часы и послал Хогга в Лондон. Я велел ему узнать подробности и сообщить мне, а потом собирался сделать предложение Фергюсону. Я хотел купить эту чертову вещь! Хогг был просто сумасшедшим. Он решил украсть часы, но Фергюсон стал сопротивляться. Хогг сказал, что вытащил кинжал, потому что старик не сдавался. – Рэндольф отвернулся от Бенедикта и умоляюще посмотрел на Харриет: – Вы должны мне поверить! Я не хотел причинять вред Фергюсону! Я убил Хогга, потому что он убил вашего друга и собирался убить ту несчастную горничную.
– Если бы не вы, – процедил сквозь зубы Бенедикт, – Фергюсон был бы сейчас жив.
Харриет сильнее сжала его локоть.
– Разве этого он хотел бы от тебя, Бенедикт? Разве твой друг мистер Фергюсон хотел бы, чтобы ты застрелил человека за то, что тот случайно привел его к гибели?
Она не знала, кто тот человек, что появился в дверях. Его зеленые глаза смотрели серьезно, и в них, как показалось Харриет, стояли слезы.
– Нет, он бы не захотел, чтобы на совести Бенедикта была смерть человека. Тем более из-за него.
Как сказал Латимер, в него и раньше пару раз стреляли. Больше он ничего не объяснил, и никто не стал спрашивать. Дортеа позолоченными ножницами ровно разрезала рубашку от манжета до плеча и сжала губы, увидев открытую рану и кровь.
– Даже кость не задело, любимая, – улыбнулся Латимер, показав все свои неровные зубы.
Леди Крейчли сердито нахмурилась:
– Не нужно было вмешиваться. Ты уже не молод.
– Надеюсь, с возрастом я, как вино, становлюсь лучше, моя дорогая.
Дортеа взяла его лицо в ладони, и суровое выражение быстро растаяло.
– Дурачок, – шепнула она, и ее светлые глаза осветились любовью.
Харриет кашлянула. Похоже, эта парочка совершенно забыла, что она все еще тут.
– Я могу для вас что-нибудь сделать, мистер Латимер?
Он оторвал взгляд от Дортеи.
– Я бы не отказался от капельки виски. Бутылка вон в том шкафчике.
– Сейчас не время для выпивки, – сказала Дортеа. – Нужно послать за хирургом.
– Ну, до этого пока не дошло. – Латимер благодарно кивнул Харриет, вернувшейся к его креслу с бутылкой и бокалом. – А для выпивки сейчас самое подходящее время, хотя мне она совершенно не требуется.
Харриет перестала наливать виски и взглянула на Латимера, потянувшегося за бутылкой.
Ни на мгновение не замешкавшись и лишь слегка поморщившись, он плеснул себе на руку добрую порцию виски и лил до тех пор, пока рана не очистилась. Латимер заверил их, что она не такая уж глубокая и не требует швов.
Дортеа прижимала к промытой ране тонкий льняной платок, когда в дверях возник Бенедикт.
