— Вы имеете в виду этого человека? Мне кажется, так лучше всего, разве нет?
— Нет.
Темпл считал, что для Денсмора лучше всего валяться где-нибудь в канаве физиономией вниз. Ему ужасно хотелось догнать его в толпе и как следует проучить.
Мара внимательно посмотрела на него глазами ясными и искренними. И вдруг сказала:
— Он отнесся ко мне как к проститутке.
— Вот именно!
Она склонила голову к плечу.
— Но разве цель не в этом?
О Господи! Темпл чувствовал себя последним мерзавцем. Он просто не сможет так поступить с ней!
— В любом случае, — продолжала Мара, — я прошу у вас прощения.
Ну вот, теперь она извиняется перед ним! Как будто он не предоставил ей как минимум дюжину причин для ненависти. Сотню!
— Я, конечно, понимаю, что это вовсе не оправдание, — говорила между тем Мара, — но я тогда была почти ребенком и совершала ошибки. И знай я тогда… — Она осеклась.
«Я бы этого не сделала».
Что ж, пусть Темпл не хочет выслушивать ее извинения, но он совершенно определенно желает услышать, что она бы все переиграла, если бы могла.
И тут он вдруг сказал:
— Знай вы тогда… И что же?..
Она тотчас проговорила:
— Я бы не использовала вас для своих целей, но все равно подошла бы к вам тем вечером. И все равно сбежала бы.
Темплу следовало разозлиться. Ее слова должны были развеять последние сомнения насчет его планов на этот вечер. Но не развеяли.
— Почему? — спросил он.
Мара смотрела на стену со множеством дверей, ведущих в сады дома Лейтонов. Некоторые из них были приоткрыты, чтобы поступал свежий воздух.
— Почему… что? — Мара медленно шла по залу, и Темпл шел следом за ней как привязанный.
— Почему вы подошли бы ко мне?
Она едва заметно улыбнулась.
— Потому что вы красивый. В саду повели себя неуважительно, но все равно понравились мне. И почему-то, несмотря ни на что, до сих нор нравитесь.
Слово «нравитесь» казалось самым безобидным и безопасным, хотя оно и в малой степени не передавало того, что она к нему чувствовала.
Темпл, не удержавшись, спросил:
— А зачем бежать?
«Скажи мне правду, — мысленно взмолился он. — Доверься мне». Впрочем, она не обязана была этого делать.
— Я боялась, что ваш отец похож на моего.
Ему показалось, что его ударили под ложечку — да так сильно, что искры из глаз посыпались. Яркие и мучительные, как сама истина.
Ей было шестнадцать, и ее выдавали замуж за человека в три раза ее старше. За человека, трех предыдущих жен которого постигла печальная кончина. За человека, числившего того мерзавца, ее отца, среди своих самых близких друзей. За человека, чей сын уже в восемнадцать лет считался закоренелым развратником.
— Я бы ни за что не позволил ему обидеть вас, — сказал Темпл.
Услышав это, Мара обернулась. Обернулась с глазами, полными слез. Сейчас она верила: он бы защищал ее с той самой минуты, как они встретились. Он бы возненавидел своего отца, овладевшего ею.
— Я не знала, — произнесла она тихо, с сожалением в голосе.
Грациозная и изящная, Мара застыла в конце бального зала, глядя на двери, ведущие во тьму… И Темпл невольно оценил метафору. Да, все повторялось. Над ней опять нависла угроза, но Мара Лоув больше не боялась тьмы. Она прожила в ней двенадцать лет. Как, впрочем, и он.
О Господи, ведь не имеет значения, как они оба оказались тут, какими различными путями сюда пришли.
Они одинаковы.
Темпл потянулся к ней и тихо произнес ее имя, еще не зная, что произойдет дальше. Не зная, что скажет или сделает. Зная только одно: он хотел прикоснуться к ней.
Его пальцы скользнули по ее обтянутому шелком запястью, но она тотчас отстранилась плавным и изящным Движением. Затем направилась к двери.
И он позволил ей уйти.
Холод стоял ужасный, и Мара пожалела, что не догадалась захватить плащ, прежде чем покинула душный бальный зал. Но вернуться она уже не могла.
Она крепко обхватила плечи руками, убеждая себя, что ей бывало и холоднее, и хуже. И это была чистейшая правда. Она не боялась холода и могла ему противостоять.
Чему она противостоять не могла — так это теплу Темпла.
«Я бы ни за что не позволил ему обидеть вас».
Мара тяжело вздохнула и поспешила вниз по ступеням, направляясь в темные сады Лейтонов, растворяясь в ландшафте, благодаря небеса за тени. Минуту спустя, прислонившись спиной к большому дубу, она посмотрела вверх, на звезды, — посмотрела, гадая, как же она очутилась тут, в этом месте, в этом платье, с этим мужчиной.
С мужчиной, на которого ее натравила судьба.
С которым переплелась ее жизнь.
Навсегда.
Мара снова вздохнула. Слезы грозили хлынуть из глаз, и она, отгоняя их, заморгала. «Но что же произойдет дальше?» — спрашивала себя Мара. Пусть бы он уже сорвал с нее маску и покончил с этим, чтобы она могла возненавидеть его, обвинить во всем произошедшем и дальше разбираться со своей жизнью.
Чтобы могла учиться жить без него.
Как он за такое короткое время сделался для нее настолько необходимым? Как сумел так сильно измениться? Почему стал добрым и ласковым? Ведь их недавнее знакомство началось с его клятвы погубить ее. Так как же вышло, что она стала доверять ему?
И как вышло, что он стал единственным человеком, которого ей пришлось предать?
Внезапно из темноты вышел ее брат.
— Какая неожиданность! — воскликнул он.
Мара отступила в тень, подальше от него.
— Откуда ты узнал, что я буду здесь?
— Проследил от приюта. Видел, как он увозил тебя, — ответил Кит. Небритый, а глаза — безумные. — Вы с ним красивая пара…
— Ничего подобного. Никаких «нас» не существует.
Кит минутку помолчал, затем спросил:
— А если бы вместо папаши тебя обручили с ним? Может, тогда мы не попали бы в такую переделку?
Вопрос ее задел. «Если бы…» Да если бы ей давали по шиллингу каждый раз, как она вспоминала о нем, — уже стала бы самой богатой женщиной Лондона! Нет, нельзя забивать голову глупыми мыслями.
Но выкинуть их из головы не удалось.
Ах, если бы…
Что, если бы она вышла замуж за него — красивого юного маркиза с лукавой улыбкой, целовавшего ее так, будто она — единственная женщина на свете? Что, если бы они поженились и создали общую жизнь — с детьми и домашними животными, с поцелуями и глупыми интимными шутками, которые только подтверждали бы, что они принадлежат друг другу?
Что, если бы они полюбили друг друга?
Любовь?..
Мара несколько раз мысленно повторила это слово.
Сейчас она понимала любовь не так, как все остальные. Не так, как тогда, когда мечтала о ней еще девочкой. Когда тосковала о ней весь тот ужасный месяц, предшествовавший свадьбе. И когда рыдала в подушку из-за отсутствия любви между нею и ее престарелым женихом.
