— Похоже, ей трудно угодить? — спросил он. — Имей терпение, Тревельян. Кристина принадлежала только ей все эти шесть лет. Ей трудно делить девочку с кем-то еще. Любящие дяди не представляют угрозы, как ты понимаешь.
Кристофер кивнул и внимательно посмотрел на Мартина. “У него плохое настроение, — отметил Мартин. — Значит, дела идут не так хорошо”.
— Надеюсь, что Лиззи больше не будет запрещать тебе встречаться с Кристиной, — продолжал Мартин. — Я поговорю с ней. Она немного нервничает в эти дни. Но я смогу положительно повлиять на нее. Она должна понять, что ты действительно обожаешь свою дочь.
— Да, — согласился Кристофер, — я очень люблю ее. На ведь тебе все известно, Мартин. Почему ты стараешься помочь мне, когда в твоих силах сделать все наоборот?
Мартин пожал плечами и улыбнулся.
— Ты ведь меня знаешь, — ответил он. — Я всегда больше думаю сердцем, чем головой. Я не переставал любить тебя, Тревельян, и мне было нелегко, когда я был вынужден поверить всему тому, что стало известно после твоего отъезда. Думаю, надо было хорошо во всем разобраться, прежде чем обращаться в суд. Но сейчас уже слишком поздно говорить об этом, правда?
— Да, — согласился Кристофер. — Слишком поздно. Но я должен сказать, что тот, кто так ненавидел меня, действовал очень осторожно, не оставив никаких следов.
Мартин недоверчиво покачал головой:
— Мне трудно поверить в это. Неужели кто-то мог так ненавидеть тебя? Но мне бы хотелось хоть как-то помочь тебе. Ты ведь хочешь вернуть Лиззи, правда?
Кристофер сощурился, но ничего не сказал.
— Я вижу это, даже если ты не хочешь признаться мне, — сказал Мартин. — В Лиззи есть одна черта, Тревельян, которую я знаю лучше тебя. Она любит, когда силой добиваются ее руки. Если ей нужно делать выбор самой, она становится ужасно упрямой. Если же ее заставлять, она последует зову своего сердца. Думаю, в Пенхэллоу ты сам убедился в этом.
— В Пенхэллоу, — заметил Кристофер, — она ничего не помнила.
— Конечно, — согласился Мартин. — Но неужели она смогла бы любить какого-то мужчину, сказавшего, что он ее, муж? Думаю, нет. Мне кажется, ее сердце все помнило, даже если разум молчал.
Кристофер ничего не ответил.
— Похищение было самым лучшим выходом для нее, — продолжал Мартин. — Я всегда считал, что брак с Пулом ей не нужен.
— Да, — согласился Кристофер, — охотно верю в это. Ты считаешь, что мне снова следует похитить ее, Мартин?
Мартин задумался. — Я так не думаю, — наконец произнес он. — Ещe раз это уже не получится. Мне кажется, ты должен быть твердым в отношении Кристины. Ты должен убедить Элизабет, что никогда не уступишь свою дочь другому отцу. Кристофер удивленно приподнял брови.
— Даже намекнуть, что не остановлюсь перед ее похищением?
Мартин снова задумался.
— Должен признать, что это уже крайняя мера. Я даже не думал об этом. Господи, но ведь это может сработать. Элизабет не задумываясь помчится за тобой, если Кристина будет у тебя. Но это плохая идея, не так ли? — На лице Мартина появился юношеский румянец. — Это сумасшествие. Давай поговорим о другом.
— Может, это и не такое сумасшествие, — отозвался Кристофер, запрыгивая на высокое сиденье своего экипажа. — Спасибо тебе, Мартин. Ты настоящий друг.
Мартин нервно рассмеялся.
— Ты ведь не собираешься серьезно думать об этом, правда? — спросил он. — Давай еще поговорим, я попытаюсь отговорить тебя от этого. Давай будем считать это шуткой, иначе угрызения совести не дадут мне уснуть.
Кристофер приподнял свою шляпу.
— Не теряй сон из-за этого, — посоветовал он и, развернув лошадей, направился к площади.
Мартин смотрел ему вслед. Тревельян считает себя светским человеком, особенно после того, как провел столько лет в Америке и стал удачливым бизнесменом. Но им все равно можно манипулировать как ребенком.
“У Тревельяна больше ничего не получится с Лиззи, — думал Мартин, с ненавистью глядя на удаляющийся экипаж. — Теперь она принадлежит мне, и так будет всегда. Уж я позабочусь об этом, и Лнззи поймет, что может быть счастлива только со мной. Как мы были счастливы до того, как Тревельян ворвался в ее жизнь семь лет назад!”
Кристина была очень взволнованна. Элизабет раньше не видела свою дочь такой оживленной. Девочка восхищалась увиденным на конном представлении: и бегавшими по кругу пони, и лошадьми, прыгавшими через кольца и барьеры, и девушками, стоявшими на спинах лошадей с вытянутыми руками. Детскому восхищению и восторгу не было конца.
Большинство замечаний и восклицаний девочки было адресовано Кристоферу. “Возможно, это потому, что я не выказываю восторга”, — подумала Элизабет. Ей нравилось видеть свою дочку такой радостной. Не прошло и половины представления, а Кристина уже забралась на колени к Кристоферу, чтобы лучше видеть происходящее, хотя и с ее места можно было все хорошо разглядеть.
— Мне нравится этот джентльмен, мама, — сказала она, одеваясь утром на прогулку. Она никогда не называла Кристофера “лорд Тревельян”, для нее он всегда был “этот джентльмен”.
— Правда, милая? — спросила Элизабет, завязывая ленточки на шляпке дочери. Заглянув дочке в лицо, Элизабет снова отметила, как сильно она напоминает своего отца.
— Он любит меня, — просто и радостно пояснила Кристина.
Элизабет с трудом сдержала слезы.
Девочка при встрече с Кристофером больше не испытывала застенчивости, как в тот день, когда он заехал за ними в своем экипаже.
— Я не сказала дяде Джону, — взволнованно проговорила Кристина по пути в Амфитеатр. — Но мне так хотелось.
— Молодец, — похвалил ее Кристофер. Обычно суровое выражение лица Кристофера всегда смягчалось, когда он смотрел на девочку или разговаривал с ней. — Я рад, что ты ничего не рассказала ему.
Элизабет всю дорогу в Амфитеатр и после приезда туда молчала, несмотря на то что никогда не была там раньше. Ей понравилось представление, и, возможно, она тоже смеялась бы, если бы не была так сосредоточена на своих мыслях.
Она снова чувствовала себя усталой, но пыталась не обращать на это внимания, словно, сделав это, она могла избавиться от причины, вызывавшей эту усталость. Она догадывалась, но окончательно убедилась в своих подозрениях только вчера. Она старалась не думать о наиболее вероятном объяснении таких очевидных симптомов.
Элизабет очень хотелось с кем-то поделиться своими переживаниями. Но у нее не было родственниц или близких подруг, с которыми можно было поговорить о самом сокровенном. Ее ближайшим другом всегда был Мартин, и инстинкт привел ее к нему вчера вечером. Несмотря на поздний час, он собирался уходить и был очень удивлен, когда слуга сообщил о ее приходе.
