Ознакомительная версия.
Томас едва не поперхнулся.
— Если у мужчины не осталось гордости значит, он нищ.
— Гордости? О чем ты?
И тут ревность и ярость, так долго разъедавшие душу, терзавшие мозг вырвались наружу и он почти завопил ей в лицо:
— Джереми! Твой проклятый почти кузен! Если еще не сообразила, я именно об этом!
Она молча смотрела на него.
— Ты предала меня в сердце своем, Мегги. Вышла замуж, зная, что любишь ублюдка и что эта любовь жива и сейчас, хотя он женат и скоро станет отцом. Ты вышла за меня, потому что не могла получить его, и поэтому тебе было все равно. Я знал, что ты не питаешь ко мне пылких чувств, но думал, что сумею это изменить. Но на тебя ничто не действует, верно? Ты по-прежнему будешь стоять на своем. Я был дураком, готовым предложить тебе весь мир. Ты хоть на минуту задумалась, Мегги? Чувствовала себя хоть чуточку виноватой, когда согласилась выйти за меня? Ты сильно упала в моих глазах. Мегги, очень сильно.
— Я любила его с тринадцати лет, — глухим, невыразительным тоном выговорила Мегги, очевидно, смирившись с неизбежным.
— Почему же вышла за меня, черт побери, если любила другого?
— К тебе я питала самые теплые чувства, Томас. Ты мне нравился. С тобой было весело, более того, я тоже заставляла тебя смеяться. Я высоко тебя ценила, уважала, восхищалась и знала, что человек ты порядочный и благородный. Поэтому и хотела стать твоей женой.
— Ты любила другого, — повторил он. Мегги медленно наклонила голову.
— Но ты тоже не любил меня?
— Откуда ты знаешь? — вспылил Томас, рассекая воздух ребром ладони. — Впрочем, какая разница?! Считаешь, что это тебя оправдывает? Позволь объяснить, Мегги: в сердце я не таил любви к другой, хотя все это поэтическая чушь, но так принято выражаться. Мало того, я не обманывал тебя, когда делал предложение..
Сердце Мегги гулко забилось. Во рту мгновенно пересохло.
— Можно спросить, откуда ты узнал о Джереми?
— Разумеется, и я охотно отвечу. Мы были женаты около часа, когда я подслушал твой разговор с отцом. Ты расписывала, как благороден Джереми, как ты обожаешь его и любила бы вечно, не повстречай он Шарлотту.
Мегги зажмурилась, вспоминая каждое слово, признания, причинившие столько боли и жестоко ранившие мужа.
— Ты все знал. Мне очень жаль, Томас. Видишь ли, мой отец так волновался за меня и тебя тоже. Он не хотел, чтобы мы были несчастливы. Когда он спросил, я рассказала о том, как Джереми признался, что разыграл спектакль. Что он не настолько самодоволен и отвратителен и просто притворялся, чтобы помочь мне преодолеть чувства к нему. Объяснил, что не хочет терпеть мою неприязнь, тем более что я вышла замуж и пора забыть прошлое.
Томаса подмывало завопить от отчаяния, так громко, чтобы свалилась с неба луна, ярко сиявшая на безоблачном небе. Он не замечал, что воздух, напоенный цветочными ароматами, чист и свеж, что погода сегодня на редкость хороша. Но что ему до погоды? Удар, нанесенный предательством жены, был так силен, что все остальное просто не имело значения.
— Да, черт возьми, но ты не преодолела своих чувств к ублюдку! Просто вышла замуж, поскольку не хотела упустить выгодного мужа.
— Это не так. Но ты прав, чувства действительно остались.
— А он был женат и не хотел тебя?
— Когда я снова встретила его после пятилетнего перерыва, он был помолвлен, о чем я не знала, пока не стало слишком поздно.
— Ясно. А если Джереми вдруг войдет в дверь и скажет, что хочет тебя, ты уйдешь с ним?
— Нет.
— Потому что ты чертова дочь викария.
— Потому что я никогда не нарушаю клятв.
Томас привычным жестом взъерошил волосы. Мегги улыбнулась.
— Значит, мне обманом подсунули жену, которая любит другого, — выпалил он, немедленно и горько пожалев о своих словах, прозвучавших безжалостно, жестоко, холодно, словно в крышку гроба вбили несколько гвоздей.
— Послушай, Томас, я глубоко тебя уважаю. И мне ужасно приятно, когда ты меня целуешь… когда любишь. Ты дал мне безумное наслаждение, но и я дала тебе не меньшее. Отныне Джереми больше не часть моей жизни. Я твоя жена и стану защищать и почитать тебя, пока не умру.
— Превосходно! — буркнул Томас, принимаясь мерить комнату такими широкими шагами, что халат развевался на ходу. — До чего же умилительно! Благородная жена, успевшая мне изменить. Проклятие!
Пальцы снова запутались в волосах.
— Поэтому ты был так груб. со мной в нашу брачную ночь? — внезапно догадалась она. — Думал о Джереми и хотел наказать меня?
— Это не тот поступок, которым можно гордиться, но ты права. Я причинил тебе боль.
Он снова забегал по комнате. Она всем существом ощущала исходивший от него гнев, только сейчас по-настоящему понимая, что сделала с этим человеком.
— Мне очень жаль, Томас.
— Естественно, как же не жаль! Ты так порядочна и чиста и вдруг, оказывается, совершила бесчестный поступок!
— Да, но ты мой муж, Томас. Навеки.
— Ну не прелесть ли?
— Почему ты снова отдалился от меня? Две недели назад?
— Ты видела его во сне. Повторяла его имя, — прошипел Томас, с силой ударив кулаком о стену. — Будь ты проклята, Мегги, и это через несколько минут после того, как мы сливались в экстазе! Я хотел… и все еще хочу прикончить его!
— А со мной что хочешь сделать?
— Не знаю. Я думал об этом, но не знаю. Не хочу снова причинять тебе боль в постели. Только не в постели.
— Я не помню никаких снов с Джереми и, если уж быть абсолютно честной, вообще не слишком часто о нем думаю, Ты мой муж. Пендрагон — мой дом. И я хочу быть твоей женой во всех отношениях. Страшно тяжело, что ты не доверяешь мне, винишь меня и больше не хочешь.
— О, Господь знает, я хочу тебя, Мегги. Я молодой мужчина, а молодые мужчины похотливее козлов: я с детства слышал, что козлы готовы завалить все, что машет хвостом или грызет обувь.
— Фу, как вульгарно! — фыркнула Мегги, смеясь. Но смех быстро смолк. — Как по-твоему, Томас, — задумчиво спросила она, — не могли бы мы начать все сначала?
— Сначала? Что именно? Этот фарс, именуемый супружеской жизнью?!
Мегги терзалась угрызениями совести, сознавая, что во всем виновата сама. Она пыталась призвать на помощь логику и рассудок, заставить его увидеть, как она мучается, но сейчас ее вдруг захлестнул гнев.
— Это не фарс! Ад проклятый, Томас, я не позволила бы ни одному мужчине сделать это со мной, и, уж разумеется, ни один мужчина не услышал бы, как я кричу от наслаждения! Какой же это фарс! Я твоя жена, черт побери, слышишь? Я состарюсь рядом с тобой. И пора к этому привыкнуть!
Она дышала так тяжело, что воздуха не хватало. И в этот момент осознала, что он не отрывает глаз от ее вздымавшихся грудей, натягивавших соблазнительный полупрозрачный шелк. Она, дочь викария, выпрямила плечи, выставила грудь и громко бросила:
Ознакомительная версия.
