Но это оказалось далеко не все. На широком кресле у туалетного столика лежало великолепное нарядное платье из малинового атласа, еще более яркого оттенка, чем рубины в драгоценностях, с узкими рукавами до локтей и корсажем, богато расшитым серебром, жемчугом и белоснежными кружевами. Такие же кружева украшали глубокое квадратное декольте и манжеты. На широкой юбке с фижмами ткань образовывала множество изящных складок.
С пояса платья спускалась золотая цепочка, на которой держался ажурный веер из белых кружев, натянутых на золоченый каркас. В веер было искусно вставлено миниатюрное зеркальце в обрамлении рубинов и бриллиантов. Наклонившись, Касси увидела на полу и прелестные туфельки, украшенные рубиновыми пряжками.
— Не хочешь что-нибудь примерить, дорогая? — ласково спросил Джеральд, когда Касси с усилием оторвалась от созерцания всей этой роскоши.
— Очень хочу, но сейчас пока не смогу это сделать. Мне нужно сначала немножко привыкнуть к этим вещам, ведь у меня еще никогда не было таких дорогих и красивых драгоценностей и даже такого наряда… О Джерри, милый! — воскликнула она, словно вдруг спохватившись. — Но могу ли я принять от тебя столь дорогие подарки?! Ведь такие вещи можно дарить только жене или невесте!
Его пронзительный взгляд заставил Кассандру опустить глаза и схватиться руками за пылающее лицо.
— А разве ты не знаешь, что для меня ты и то, и другое? — с жаром произнес он, а затем более мягко и нежно добавил:
— Не думай ни о чем, Касси. Просто прими эти подарки в знак моей безграничной любви и признательности за то, что ты подарила мне огромное счастье.
Девушка подняла глаза и с любовью и благодарностью посмотрела на Джеральда, едва сдерживая подступившие слезы.
— Спасибо, милый, ты… ты самый лучший на свете!
И, не выдержав потока эмоций, разрыдалась у него на груди.
Успокоив Касси и усадив на диванчик, Джеральд снова обрел торжественный вид и глубоко вздохнул, приготовившись сообщить ей нечто особенно важное.
— Пока ты приходишь в себя, я хочу рассказать тебе об этих драгоценностях, — он снова вздохнул, и лицо его посерьезнело. — Этот гарнитур мой отец заказал во Франции у известного мастера десять лет назад. Тогда он только что женился на моей матери и стремился сделать все возможное, чтобы она забыла ужасные годы разлуки и рабства. Я помню, как привезли все эти вещи, и я украдкой рассматривал их, чтобы отец не видел моего интереса. Так получилось, что Виола надела их всего один раз на бал, который отец устроил в ее честь. Вскоре после этого болезнь резко обострилась, и мать оставила нас навсегда. Незадолго до смерти она сказала мне, чтобы я подарил эти драгоценности той, которую по-настоящему полюблю. Поэтому они по праву твои, Касси. Не смущайся и смело носи их.
— Спасибо тебе, Джерри, за то, что ты так сильно доверяешь мне.
Растроганная Кассандра пожала ему руку, с чувством поцеловала и внимательно посмотрела в глаза.
— Даю тебе слово, что я оправдаю твое доверие. Завтра будет большой бал, и я… Да, можно мне надеть все это завтра?
— Конечно, родная, мне это будет только приятно.
— Обещай мне еще, — продолжала она с многозначительной улыбкой, — что ты придешь вовремя, будешь танцевать со мной все танцы и не станешь надолго исчезать в курительной.
— Обещаю, любимая. Все будет так, как ты скажешь.
— Хорошо. Завтра ты увидишь, что и я могу… Но не будем сейчас об этом. Завтра я попрошу у тебя прощения за всю боль, что причинила тебе за эти три года, а теперь давай не будем вести серьезных разговоров, я больше не могу.
— Хорошо, не будем больше говорить ни о чувствах, ни о любви. Ты и так уже слишком много волновалась и плакала сегодня. Примерь-ка лучше туфельки, а то меня не оставляет беспокойство, что они могут оказаться малы.
Сразу оживившись, Касси подбежала к креслу и боязливо надела изящные башмачки.
— Совсем впору! — она весело захлопала в ладоши. — Будто шили по моей ноге!
— Так и было! Ты в спешке оставила в лагере под Веллей-Фордж свои туфли, и я заказал по ним вот эти, только чуть поменьше.
— Заказал? Слушай, а когда ты все это успел? И где и как смог достать такое красивое платье? Ну-ка, рассказывай!
— Да я уже в Балтимор приехал со всем этим, а заказал у двух мастеров-французов в одном портовом городке. А драгоценности… Они хранились в одном тайном месте, и я забрал их оттуда, когда понадобилось.
— Но как ты мог знать, что они понадобятся? И платье, и туфли… Значит, ты предполагал, что у нас может все так сложиться? Да?
Он подхватил девушку на руки и, не отвечая, понес в спальню.
— Нет, ты скажи, скажи мне! — настаивала она, шутливо отражая его попытки снова раздеть ее. — Ты верил, что мы будем вместе? Надеялся на это?
— Ни минуты не сомневался в этом с того дня, когда в маленьком домике под Веллей-Фордж ты впервые позволила мне поцеловать тебя!
Бал в ратуше по своей пышности и великолепию ничуть не уступал тому, что состоялся на прошлой неделе. Все офицеры американской армии в Балтиморе и все представители местного высшего общества собрались в этот вечер, чтобы как следует повеселиться, может быть, в последний раз перед выступлением армии. Дамы, независимо от возраста и семейного положения, блистали своими лучшими нарядами и драгоценностями, чувствуя, что им не скоро теперь придется их надеть. Но никто сегодня не мог соперничать по красоте, обаянию и изяществу наряда с обворожительной мисс Гамильтон. Ее единодушно признали царицей бала, и даже молодым соперницам пришлось прикусить свои язычки и оставить злословие на ее счет.
И действительно, Кассандра в этот вечер была хороша, как еще никогда в жизни. Трудно сказать, что больше привлекало к ней всеобщее внимание: прелестное ярко-малиновое платье с дорогой отделкой, изящная, хоть и простая, прическа в классическом стиле, роскошные драгоценности, равных которым не было ни у кого в зале, или же само ее оживленное лицо, на котором все время держалось какое-то особенно загадочное выражение. Даже сдержанная миссис Стивенсон не смогла остаться спокойной, когда племянница после долгих таинственных приготовлений вышла из туалетной комнаты и во всей красе предстала перед ее очами.
— Дорогая моя Кассандра, сердце и глаза говорят мне, что в твоей жизни произошло нечто очень важное, что ты скрыла от меня, — сказала она девушке с сильнейшим волнением и некоторой тревогой в голосе. — Откуда это великолепное платье и эти дивные украшения, стоящие целое состояние? И главное, откуда этот непередаваемый огонь в глазах и это трепетное волнение? Неужели ты скроешь свою тайну от меня, скроешь, после того как я столько дней была твоим преданным другом и покровительницей?
