Рене неуверенно, искоса поглядела на Тайрона, который по очереди закрывал каждую панель.
— Вы придете… попозже?
Не глядя на нее, он ответил:
— Если вы хотите, чтобы я пришел.
— Я хочу, чтобы вы пришли, — прошептала Рене. — Очень хочу.
Рене долго отмокала в огромной бадье. Впервые за много лет она сидела в такой «ванне». Мэгги положила в горячую воду душистые травы, и Рене казалось, что она в розарии, и при каждом глубоком вдохе девушка чувствовала, как уходит боль, тело расправляется, а мышцы становятся мягкими, расслабленными. Она почти засыпала, когда Мэгги вернулась с ковшами теплой воды, чтобы ополоснуть ее волосы и тело. Рене печально вздохнула и встала, и Мэгги обернула ее нагретыми полотенцами.
— Вы пробовали шоколад, мисс?
— Две чашки, — сказала Рене, и в ее голосе послышалось удовольствие. — Это было чудесно.
Мэгги широко улыбнулась, и Рене заметила два просвета в ряду зубов.
— Он проберет вас до костей, уж будьте спокойны. Я туда кое-что добавила. — Она отжала длинные белокурые волосы и увидела порез на щеке Рене. — Вам повезло, мисс. Чуток влево — и вы остались бы без глаза. Я смажу рану бальзамом, хотя не могу обещать, что у вас не останется метки. Будь я настоящий доктор, может, я знала бы, как уберечь вас от шрама, но…
Рене благодарно пожала ее руку.
— Все хорошо, Мэгги… я могу называть тебя Мэгги, правда? — Я была бы рада, если шрам останется, правда.
Мэгги удивленно посмотрела на нее, но продолжала смазывать синяки на руках и ногах Рене. Когда она закончила, то стала опять извиняться:
— Я заглянула в ваш мешок, но все, что у вас с собой, вымокло. Мне жаль, но у меня нет приличных ночных рубашек и мне нечего предложить вам. Робби предпочитает, чтобы я спала голой, а господин Тайрон никогда не приводит сюда своих подруг. — Она спохватилась, но было уже поздно — слово сорвалось с языка, и хотя Рене слегка повернулась в ее сторону, ожидая услышать продолжение, настаивать она не стала. — Правда, я нашла одну из его рубашек, она очень, очень мягкая. И большая, так что сойдет за ночную, я думаю.
— Я уверена, это будет просто замечательно.
Мэгги помогла ей одеться, и на самом деле, рубашка оказалась мягкой и длинной, она доходила Рене до колен. Потом она надела один из халатов Тайрона, из китайского шелка; рукава пришлось подвернуть почти до локтей. Мэгги усадила ее сушить волосы у камина и принесла третью чашку шоколада с ирландским ликером.
— А месье Тайрон? Как его рана?
— Она немножко кровила, но особо волноваться не стоит. Он снова натянут, как барабан, и выпил коньяку для здоровья. Утром встанет как ни в чем не бывало. Вы видели его спину? Такой выстрел убил бы любого нормального человека, но, как говорит мой Робби, Тайрон жаловался всего один раз в жизни, когда ему пришлось тащить на себе Дадли полмили, прежде чем они смогли украсть пару кляч. Кажется, что он уже мертв, а он… — Потрескивание щетки для волос прекратилось, и обе женщины повернулись в сторону кабинета, смежного со спальней. Оттуда доносились легкие, приятные звуки музыки. — А он играет на фортепьяно, — закончила Мэгги, хихикнув. — Музыка помогает ему расслабиться, лечит его, помогает думать. Днем и ночью, я клянусь, а иногда и по нескольку дней он сидит там и извлекает эти небесные звуки…
— …которые заставляют плакать ангелов, — пробормотала Рене.
— Да, вы правы, мисс.
— Почему у него столько шрамов? Откуда?
— Он не любит рассказывать. — Мэгги умолкла, проклиная свой болтливый язык. — Но мой Робби рассказывал мне кое-что. Это произошло в самый первый раз, когда они с ним встретились.
— Месье Дадли и месье Тайрон?
— Нет. Господин Тайрон… и полковник Рос.
Рене обернулась так быстро, что почти выбила щетку из руки Мэгги.
— Полковник Рос? Это из-за него у Тайрона шрамы?
— Тогда Рос был всего-навсего сержантом и служил в Абердине. Такой же самодовольный, как и сейчас, порочный и невероятно жестокий. Ему доставляло удовольствие причинять другим боль. Господина Тайрона поймали вместе с конокрадами, и Рос хотел плетью выбить у него признание, где находится их главный лагерь. И чем больше упрямился господин Тайрон, тем больше Рос зверствовал.
— И за все это время… Рос не узнал его?
— Это случилось семь лет назад, тогда они оба были молодые. Господин Тайрон был тощий и грязный — мешок с костями и обнаженными нервами, как говорит мой Робби, вспоминая прошлые времена. Прибавьте к этому дурачество с париками, пудрой и румянами. — Она пожала плечами и отложила шетку. — Я сомневаюсь, что его собственная мать узнала бы его в таком виде.
Рене смотрела на огонь, слушала музыку и спрашивала себя, почему она сомневалась после первой их встречи, что Капитан Старлайт сможет перевернуть весь ее мир вверх дном? И вот это произошло, она поддалась своим чувствам, они несли ее, словно поток воды, к берегу, туда, где она потерпит окончательное крушение, разбившись о камни.
— Если больше вам ничего не нужно, мисс, я пойду спать.
— Что? О, конечно. А Антуан?
— Крепко спит, внизу. Я могу попросить Робби принести его сюда, если вы хотите, чтобы он был с вами.
— Нет-нет, пусть остается там.
— Тогда доброй ночи, мисс.
— Спокойной ночи. И большое спасибо за все, Мэгги.
Глаза девушки замерцали, когда она посмотрела на дверь кабинета Таирова.
— Спасибо вам, мисс. Я уже начинала терять всякую надежду на него.
Дверь закрылась, и Рене осталась наедине с огнем в камине, тенями и музыкой. Глаза слипались, она чувствовала невероятную усталость, но все же поднялась и пошла через гардеробную в кабинет. Дрожащей рукой она нажала на ручку двери, потом спокойно толкнула ее и переступила через порог.
Тайрон сидел к ней спиной, наклонив голову. Он был задумчив и сосредоточен. Он играл Моцарта, и Рене ждала, пока длинные волшебные пальцы не замрут на клавишах, и только тогда подошла к нему и стала рядом. Он взглянул на нее удивленно, увидев неожиданный наряд и непривычную прическу — гладкие волосы струились по плечам, завитки, мерцающие при каждом движении ее тела, исчезли.
— Вы прекрасно играете, месье.
Тайрон улыбнулся и приложил указательный палец к одной брови, словно салютуя.
— Поскольку это первый комплимент, где нет таких слов, как «сумасшедший» или «клоун», я принимаю его с благодарностью.
— Вы сумасшедший. — Рене слабо улыбнулась. — Но тем не менее вы прекрасно играете.
— А вы?
Она покачала толевой:
— Матушка пробовала учить меня, но все напрасно… — Она вытянула руку и пошевелила пальцами. — Они всегда стремились к самостоятельности, не подчиняясь законам музыки.
