Копия с интересующих нас бумаг была исполнена уже к утру дня следующего, да и документы, надо сказать, милостивый государь, того стоили.
Интересующую Вас особу зовут Сеславина Полина Львовна, девятнадцати годов, из дворян, в настоящее время круглая сирота, находящаяся под опекой некой госпожи Филиппузиной. Впрочем, все это Вы сможете узнать из копии метрической записи, что прилагается к сему рапорту. Открылось и еще одно обстоятельство: у сей особы имеется младшая сестра именем Лизавета.
Справившись у г-на стряпчего о месте проживания сестер Сеславиных, мы направились в указанную улицу, но ни онаго дома, ни собственно улицы не нашли. Что сталось с сестрами, никто не ведал. Далее мы снова прибегли к помощи вышеозначенного стряпчего, и часам к двум пополудни тот известил нас, что сестры Сеславины отъехали из Казани по Нижегородскому тракту вместе с дальним родственником князем Всеволожским и что-де конечным пунктом их следования есть город Москва.
Засим отправляемся в Москву, перед чем я и написал рапорт во исполнение Вашего непременного требования докладывать о произведенном нами дознании как можно чаще и подробнее.
Касаемо характеру и манер старшей из сестер Сеславиных, насколько нам удалось выяснить, манер она самых что ни на есть деликатных, как и положено девице ее годов, а характеру покуда неизвестного. Сей вопрос требует дальнейшего прояснении.
Остаюсь преданнейший Вам, милостивый государь, слуга Каллистрат Платонов сын Назарьев.
Писано в Казани Сентября 10-го числа 1815 года.
5
В Москве красных улиц — поди, сосчитай. Пожалуй, в каждой части с десяток наберется. В Тверской это Дмитровка, Знаменка, Никитская ну и сама Тверская. В части Мясницкой хороша Кузнецкая, а в городе Земляном — Арбат, обе Никитских и, конечно, Пречистенка. Дома здесь каменные, большие, с садами, в коих пруды, а в прудах рыбы золотые плавают — караси да карпы. Беседки для чаепитий и задушевных разговоров, гроты, через овраги мостики коромыслами. Словом, объявись на Москве волшебник какой да задумай он вдруг перенесть всю Пречистенку в Санкт-Петербург, так улица сия не испортила б и Дворцовую набережную. Вот на эту улицу и въехала коляска князя Всеволожского, а за ней, пошатываясь от долгого пути, и доисторический «берлин».
Московская резиденция князей Всеволожских была чудо как хороша. Благолепие начиналось сразу от усадебных ворот, на столбах коих два мраморных льва, верно только-только очнувшись от спячки, подняли свои гривастые головы и со строгим любопытством рассматривали приезжих. Затем ворота будто сами открылись, коляска князя, а вслед за ней и «берлин», въехала во двор.
На колонном крыльце их уже встречал дворецкий в кафтане золотого шитья — полный генерал, да и только.
— С приездом, ваше сиятельство! — громко провозгласил он и почтительно поклонился. — Добро пожаловать!
— С приездом, с приездом! — закричала набежавшая дворня, суетясь возле Всеволожского и толкаясь, дабы иметь возможность приложиться к княжеской длани.
«Любят здесь его, — подумалось Полине, и она вдруг поймала себя на том, что это ее почему-то радует. — Да и как не любить... такого».
А князь Сергей Михайлович улыбался, и его серебристые глаза искрились теплыми лучиками, словно согревая всех. Кроме нее.
— Прибыл! — На крыльцо вышла еще нестарая статная дама, протягивая к Сергею руки. Князь легко вбежал по мраморным ступеням и очутился в ее объятиях. — Цел?
— Цел, матушка, цел, — рассмеялся князь. — Что со мной станется?
— Знаю я тебя. Небось в самое пекло лез? У нас тут говорят, вся Казань выгорела.
— Да, пожалуй, что так, — ответил Сергей и, чуть помедлив, добавил: — Вот, гостей к вам привез.
— Гости это хорошо, — промолвила княгиня и поманила мягкой ладошкой стоящих у крыльца женщин. — Ну что вы встали, будто неродные. Ступайте сюда.
— Матушка, Марья Тимофеевна! — бросилась к княгине Варвара Апрониановна. — Что деется-то, ой, что деется! Страсти Господни!
Манасеина достала откуда-то из подрукавных оборок платья огромный платок и приложила к глазам.
— Все погибло: дом, мебеля, сундуки с платьем, шарабан петербургской работы, фарфор китайско-ой, — уже завыла она в голос. — Ничегошеньки не оста-а-лось...
— Ну, будет, будет Варвара Апрониановна, — сочувственно молвила княгиня, посматривая с некоторым недоумением на понуро стоящую барышню в одеянии, которое на Москве перестали носить еще в прошлом веке, и в остроглазую отроковицу. — Небось не к чужим пожаловала. Проходи в дом, устраивайся. Палаты твои тебе известны, с весны нетронуты стоят — занимай. Через четверть часа к чаю прошу. А ты, — обратилась она к сыну, — пошто гостей у порога держишь?
— Знакомьтесь, maman. Наша родня Полина и Елизавета Сеславины.
— Знаю Сеславиных, добрый род, — ответила княгиня кивком головы на книксен сестер. — Правда, сказывают, был один из них уж больно до вина да картишек охоч, имение свое спустил, потом за супружнино принялся. А как и его профукал — помер. Львом его звали...
— Maman, — не дал договорить княгине Сергей. — Это Полина и Елизавета Львовны. Племянницы кузины вашего мужа и моего отца.
— Вот, дура старая, совсем из ума выжила! — конфузливо всплеснула руками Марья Тимофеевна. — Вы уж, милые, простите меня, бога ради, что родителя вашего словом недобрым помянула. Не со зла, ей-богу.
Княгиня выглядела столь виноватой, что Полине стало неловко.
— Вам нет нужды себя корить, — глянула она на Всеволожскую ясным взором. — Ведь все, что вы сказали — правда.
— Да грех о покойнике худое сказывать, — ответила княгиня все еще конфузясь. — Еще при его детях-то...
Сестрам были выделены лучшие гостевые покои в доме. Располагались они в бельэтаже, и пока весьма степенный камер-лакей вел их по особняку, они не переставали удивляться богатому убранству дома.
То, что увидели сестры у Всеволожских, дышало роскошью и изысканностью вкуса. Комнаты особняка имели штофные шпалеры, причем разного рисунка и цвета, золотые багеты, паркет карельской березы, обюссонские ручной работы ковры, мебеля красного, черного и орехового дерева. Огромная бальная зала поражала благолепием блестящего, как зеркало, паркета, а вместо колонн своды поддерживали кариатиды в римских тогах, холодно взиравшие сверху на Полину и Лизу круглыми мраморными глазами.
— Дворец! Настоящий дворец! — восторженно воскликнула Лизанька, нисколечко не стесняясь важного лакея. — И мы будем жить здесь?!
— Какое-то время, — ответила Поля.
