– С чего это вам хандрить?
– А разве с тобой такого никогда не бывает?
– Бывает, иногда.
– Тогда не задавай глупых вопросов.
– Но у мужчин все по-другому. Вы можете делать то, что хотите. Вы независимы.
– Если вздумал делать то, что хочется, приходится за это платить.
– Правда? – удивилась она. – А вы всегда готовы платить?
– Может быть. А может быть, и нет. Беда в том, что никогда не знаешь заранее, какую назначат цену, а потом уже менять свое решение бывает слишком поздно.
– Мне пора, – неожиданно заявила она и встала. – Я встречаюсь с Бевилом у реки. Он везет меня на барже в Елланд.
– А обратно он тебя привезет?
– Конечно, – ответила она, рассмеявшись. – К сожалению.
Когда она ушла, Джек снова влез по лестнице на крышу, прихватив новые снопы соломы, и занялся «бровью», которая дугой нависла над окошком мансарды. Джек поднялся сегодня на заре, чтобы пораньше взяться за дело, и сейчас, обведя взглядом эту часть крыши, весело желтевшую соломой, почувствовал, что доволен своей работой.
Около полудня, сидя на крыше, он увидел, как вдоль сада прошел Джо Стреттон с вязанкой хвороста на плече. Это удивило и вызвало кое-какие подозрения у Джека. Джо жил на опушке леса и мог бы набрать хворосту у себя под боком. Джек молча смотрел ему вслед, гадая, какую пакость задумал Стреттон, пока тот не исчез из виду, свернув за сарай, где стояла телега. Вдруг откуда-то сзади что-то вылетело со свистом и вспыхнуло. Это был пучок горящих березовых веток с четырехзубым крючком, который зацепился за соломенную крышу, и в одно мгновение все было охвачено пламенем. Искры взметнулись вверх, опаляя Джеку лицо и падая на его рубашку и жилет, которые тут же загорелись. Огонь был таким сильным, что даже влажная солома у него в руках затрещала, воспламенившись от огня.
Джек соскользнул вниз по лестнице и быстро побежал к сараю. И хотя там хранилось много всякой всячины, он не нашел ничего на случай пожара и подхватил лишь старые вилы. А когда вернулся, новая крыша уже превратилась в черную груду пепла, пламя пробивалось сквозь дубовые рейки, и те, обуглившись, летели на землю. Искры падали на солому, разбросанную по двору, языки пламени уже лизали лестницу, на которой стоял Джек, и добирались до его ботинок и брюк.
Понадобилось два часа времени и двадцать ведер воды, чтобы затушить пожар. Джек стоял посреди вонючей мокрой соломы, черневшей на земле, потом присел на край желоба, откуда насосом подавалась вода. Он решил немного передохнуть и подсчитать убытки. Теперь дом был в еще более плачевном состоянии, чем раньше. Все рейки сгорели. Балки обуглились. Он зря трудился восемнадцать часов, да еще выбросил недельную зарплату на материал для крыши. Джек поднялся, выпил воды, а затем направился к дому Стреттона.
* * *
Когда он постучал, в доме послышались тяжелые шаги человека, который спускался вниз по лестнице. Дверь распахнулась, и Джек увидел Стреттона. Недолго думая, он схватил Джо за жилетку и с силой ударил о стену.
– Ты мне надоел, Стреттон! Настало время все расставить по своим местам! Что если я сейчас сверну твою поганую толстую шею?
– Пусти! – промычал Стреттон, пытаясь высвободиться. – Пусти и, ради Бога, помоги мне!
Джек увидел, как у него потекли слезы, и замер в недоумении. Он разжал руку и заметил, что Стреттон весь выпачкан в крови, а наверху на лестнице показалась рыдающая женщина, но тут же скрылась.
– Это моя жена, – с мольбой в голосе произнес Джо. – У нее снова припадок, она пыталась перерезать себе вены моей бритвой. Боже! О Боже! Что же будет?
Раздался крик и грохот. Стреттон метнулся вверх по крутым ступенькам, в спальню, и Джек бросился за ним. В спальне больная полоумная женщина сидела на коленях в кровати и сдирала с рук повязки.
– Люси, нет! – простонал Джо, наклоняясь к ней и пытаясь покрепче завязать узлы на запястьях. – Оставь их в покое, пожалуйста! Не трогай их, ради Бога!
На лицо женщины было страшно смотреть. Под глазами у нее чернели круги, похожие на ужасные синяки, а губы были так искусаны, что на них алели глубокие раны. Ее платье было в крови. Горло и грудь изодраны. Уставившись на Джека, она вырвалась из рук Джо и поползла на коленях через кровать, вытянув вперед руки, словно хотела впиться ногтями Джеку в лицо.
– Я не желаю вас видеть! Я знаю, кто вы, хитрый бес! Вы пришли, чтобы забрать меня!
Джек схватил ее за руки и стал пригибать к кровати, пока она не смирилась и не легла. Так он держал ее, пока Стреттон менял повязки на запястьях.
– В доме есть опий?
– Я достал немного. Но она уже выпила несколько капель, и я боюсь давать ей больше.
– Дай еще, – приказал Джек. – Опий для нее не так опасен, как она сама.
Стреттон вышел и вскоре вернулся с чашкой. Вдвоем они насильно влили в нее содержимое, и через некоторое время женщина стихла. Она успокоилась, веки отяжелели, и глаза почти закрылись.
– Я снова вела себя гадко, Джо? Тебе пришлось помучиться со мной? – бормотала она.
– У тебя опять был приступ, – ответил Стреттон, нежно поглаживая пальцами ее руку. – Просто ты немножко приболела, как в прошлый раз, вот и все.
– У меня снова раскалывалась от боли голова. Я не хотела никого беспокоить. И детей отослала к Айви. Ей не мешают их крики и визги, а меня они ужасно раздражают, когда болит голова.
– Ничего страшного, старушка, – успокаивал ее Стреттон. – Тебе уже гораздо лучше, и твой Джо рядом с тобой, чтобы ты могла хорошо отдохнуть.
– А кто этот человек? Ведь он не попечитель из больницы, не правда ли, Джо?
– Нет, нет. Это друг. Он заглянул к нам, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь.
– А, это хорошо, – ответила она. – Ведь у нас не так много друзей. Наверное, потому, что у меня скверный характер.
– Ты вызвал врача? – спросил Джек у Стреттона.
– Некому было за ним пойти. Она отослала детей прежде, чем у нее это началось. А когда я пришел домой…
– Я схожу, – сказал Джек. – Оставайся с ней. Самой короткой дорогой, через поля, он помчался в Ниддап. Он передал записку доктору Спрею и дождался, пока тот запряжет своего пони. И лишь затем вернулся домой. Теперь предстояло навести порядок в разрушенном доме.
В миле от дома, если идти вниз по тропинке, раскинулась небольшая дубовая роща. Джек спускался туда по вечерам, срубал подходящие сучья, потом связывал их и оттаскивал домой. Он выпиливал из них рейки. Иногда по ночам, когда забирался на крышу и при свете фонаря прибивал на место рейки, он вспугивал грачей, расположившихся на ветках вязов, что росли вдоль изгороди, и птицы с шумом взмывали в темноту.
Как-то в субботу, вернувшись, с работы и заглянув в сарай, он обнаружил там большую кучу свежей соломы, шесты, бечевку, ивовые прутья, крючья. Когда он умывался во дворе, недоумевая, откуда все это могло взяться, появился Джо Стреттон.
