Ознакомительная версия.
В Париже она встретилась с отцом и братом. Увидев, как обрадовалась его холодноватая жена при встрече с Дмитрием, принц надулся. Впрочем, Марии не было дела до его настроения – она чувствовала себя слишком счастливой, оказавшись среди самых дорогих ей людей. На радостях она даже подружилась с мачехой – к превеликому удовольствию отца. Правда, у нее не было времени вкусить прелести парижских магазинов. Пробежавшись по ним бегом, она купила какую-то накладку для волос, совершенно ненужную при ее роскошной прическе, и потрясающее боа из желтых и синих страусиных перьев. Выбрав национальные цвета Швеции, Мария намеревалась щегольнуть по прибытии в Стокгольм. Вообще ей искренне хотелось понравиться шведам, и поначалу это удалось сделать. Экстравагантное боа сыграло тут, конечно, немалую роль: суровые северные сердца растопились от умиления и восхищения.
И вот бесчисленным праздникам, банкетам, увеселениям, балам и приятным путешествиям подошел конец. И Мария с изумлением убедилась, что, даже если между мужем и женой нет любви, у них все равно могут случиться дети.
Рождение сына, принца Леннарта, отвлекло ее ненадолго. С самого своего появления на свет он однозначно сделался принадлежностью шведской короны, а не просто ребенком своей матери. Из России никто не смог приехать на крестины, кроме гувернантки Марии, мисс Элен. Принц Вильгельм, который был морским офицером, отправился в путешествие. Томимая скукой, герцогиня Сёдерманландская (такой титул носила Мария в Швеции) попыталась завести друзей, найти хоть какое-то развлечение в унылой, размеренной, чинной жизни во дворце. Но…
«Меня, приехавшую из России, – напишет она позднее в своих воспоминаниях, – несколько удивляло отношение народа Швеции к королевской семье. Они, казалось, смотрели на нас с любовью, но воспринимали скорее как больших детей, любимых детей, чья жизнь, интересы и владения составляли свой особый мир, великолепный, волнующий и необходимый для красоты и полноты картины мира как такового. Любопытство, которое в Швеции вызывало каждое наше действие, даже самое незначительное, несомненно, было частью этой психологии толпы. Вся нация наслаждалась спектаклем. Наши характерные черты, хорошие и плохие, обсуждались с разных сторон безо всякого недоброжелательства, с добродушной усмешкой, как взрослые толкуют о выходках своих детей».
Уж кто-кто, а Мария, со свойственным ей переизбытком жизнелюбия, давала шведам массу поводов посудачить – как снисходительно, так и осуждающе. К примеру, она, ко всеобщему изумлению, училась в стокгольмской Академии прикладных искусств (и даже писала очень недурные картины!) и играла в хоккей с мячом в команде кронпринцессы Маргареты. В герцогском дворце Оук-Хилл (Дубовый холм), построенном специально для принца и его жены, Мария порою скатывалась с лестницы на серебряном подносе, вспоминая проделки своего детства, некогда приводившие в восторг покойного дядюшку Сергея и шокировавшие до обморока тетю Эллу.
Король Густав V с нерешительной улыбкой наблюдал веселые развлечения невестки. Русская принцесса ему чрезвычайно нравилась; хорошенькая женщина (а он считал свою невестку обворожительной!) может позволить себе иметь причуды и странности, они ее только украшают. Однако статьи в газетах нередко намекали, что герцогиня позволяет себе слишком много, что она настоящая сорвиголова и что молодые офицеры-кавалеристы, которые сопровождают в бешеных скачках герцогиню Сёдерманландскую, в последнюю очередь видят в ней высокую особу…
Да уж, ее шутки иногда переходили границы. Однажды, катая короля в пролетке, Мария, едва справляясь с лошадью, вспотевшая и разлохмаченная, промчала на всем скаку «короля свеев, гетов и вендов» в котелке набекрень по шведской столице – на потеху народу и на посмеяние «свободной прессе».
«Живой темперамент не позволял мне долго выдерживать придворный этикет, и это короля забавляло, – не без удовольствия вспоминала то время Мария Павловна. – С ним я всегда чувствовала себя свободно. Мы испытывали друг к другу полное доверие. Иногда он брал меня на охоту на оленей, никто из женщин, кроме меня, в этом не участвовал. Во время поездок на поезде в его вагоне я играла в бридж с седобородыми пожилыми мужчинами и радовалась даже небольшому выигрышу…»
Здесь стоит сделать некоторое отступление. Проблема денег очень волновала молодую герцогиню. Несмотря на громкий титул, она была весьма стеснена в средствах. Вот ее собственные отзывы о скудости ее кошелька:
«Изначально материальная сторона брака была плохо урегулирована тетей Эллой и русским двором.
Наше положение обязывало нас жить на широкую ногу, и все мои деньги шли на хозяйственные нужды, так что на личные расходы у меня практически ничего не оставалось. Я никогда не могла, к примеру, приехав в Париж, покупать платья в лучших домах моды. Я покупала готовую одежду в магазине «Галери Лафайет» и носила готовую обувь.
Это не казалось мне странным. У меня были очень простые вкусы, слишком простые, как я теперь понимаю, в отношении денег я вообще была малосведущей. А потому я не испытывала никаких переживаний на этот счет.
Единственное, что мне иногда хотелось, это иметь больше отличных лошадей. Мои средства позволяли держать только трех-четырех, а это меня не удовлетворяло».
Все на свете относительно, конечно, однако понятно, почему Мария так радовалась даже скромным выигрышам в бридж.
«Зимой я входила в круг лиц, которые ежедневно играли с королем в теннис на замечательных закрытых кортах Стокгольма. Короче, мой свекор баловал меня, и мы были такими добрыми друзьями, что я порой позволяла себе подшучивать над ним. Иногда сведения об этом просачивались в газеты, где подавались в сильно преувеличенном виде, но он вполне терпимо относился к моим выходкам.
Например, однажды зимой, когда мы специальным поездом в несколько вагонов поехали кататься на лыжах, мне пришла мысль притвориться старушкой и поднести цветы королю, который играл в бридж в головном вагоне. Мой план восторженно поддержали другие пассажиры нашего вагона, и я взялась задело. Грима у меня не было, лишь немного пудры. Я изобразила морщины при помощи жженой пробки, а щеки натерла кусочками свеклы. Глаза я спрятала за темными очками, а голову покрыла большой шерстяной шалью. Затем я одолжила у одной из горничных подбитую мехом накидку и надела ее наизнанку. Все было готово. Проводник остановил поезд на первой станции, и я вышла, прихватив завернутые в газету три увядших тюльпана. Один из адъютантов, который был в курсе затеи, сообщил королю о желании старой женщины засвидетельствовать ему почтение. Меня допустили в его вагон. Когда я вошла, он встал и сделал несколько шагов навстречу. Я вручила ему цветы, пробормотав несколько слов дрожащим голосом.
Ознакомительная версия.
