В молельне при доме Ногендро постоянно толкались гости, кроме того, по воскресным дням там раздавали рис. Если бы не это, ни одна странствующая вишнуитка не могла бы войти в онтохпур.
Одна из женщин откликнулась на приветствие:
— Кто ты, о женщина? Ступай в молельню... — Но, прежде чем она успела договорить фразу, взгляд ее упал на лицо вошедшей и слова замерли на устах. Спохватившись, она изменила тон: — О, смотрите! Какая красивая вишнуитка!
Все с удивлением отметили, что пришелица, молодая вишнуитка, обладала очень привлекательной наружностью. Пожалуй, ни у кого из присутствующих, кроме Кундонондини, не было такого приятного лица, как у нее. Полные яркие губы, прямой нос, глаза, точно распустившиеся лотосы, ровная линия бровей, гладкий лоб, изящная форма рук, нежная, как у цветка чампака, кожа. Однако любитель красоты сразу отметил бы в фигуре монахини недостаток женственности. В ее манере держаться проскальзывало что-то мужское. На носу у нее имелся знак вишнуитов, волосы расчесаны на пробор. На ней было дхоти с темной каймой, руки украшали браслеты: один простой, латунный, а поверх него — изогнутый в форме змеи; в руках она держала тамбурин.
— Скажи, кто ты? — спросила ее одна из женщин постарше.
— Меня зовут Хоридаши, — отвечала та. — Не хотят ли госпожи послушать песни?
— Хотим, хотим! — закричали все.
Вишнуитка с тамбурином подошла ближе и села рядом с Кундонондини, занимавшейся с мальчиком. Кундо любила песни. Когда она услышала, что сейчас будут петь, она сама придвинулась к вишнуитке. А ее ученик, улучив момент, вырвал шондеш из рук сидевшего рядом мальчишки и сунул себе в рот.
— Что спеть? — спросила вишнуитка.
Со всех сторон посыпались предложения: одна настаивала на «Гобиндо Одхикари», другая хотела «Гопале Уре» (это та, которая увлекалась чтением Дашротхи Рая). Две старушки просили что-нибудь о Кришне. Они начали объяснять, что именно, но разошлись во мнениях. Одна предлагала «Песнь пастушек», другая «Разлуку». Кто-то хотел «Песнь о пастбище», а какая-то потерявшая стыд девица заявила:
— Если уж петь, то спой «Куплеты Нидхура», не то я и слушать не буду...
— «Не опускай, не опускай своих ресниц...» — начала одна из девушек, еще совсем юная, почти девочка, пытаясь увлечь вишнуитку собственным примером.
Вишнуитка молча выслушала все предложения, а затем, бросив быстрый взгляд в сторону Кундо, спросила:
— А ты что прикажешь?
Кундо застенчиво улыбнулась и ничего не ответила.
Но в этот момент одна из ее сверстниц, наклонившись, прошептала ей на ухо:
— Скажи, чтобы спела «Киртон»[18], — и, не дождавшись ответа, заявила: — Кундо хочет, чтобы ты спела «Киртон».
Вишнуитка запела, и Кундо почувствовала себя неловко оттого, что она предпочла якобы ее желание всем остальным.
Сначала Хоридаши несколько раз мягко тронула нежными пальцами тамбурин. Потом зазвенел ее голос, тихо и тонко, как пение пчел по весне, как первое любовное признание смущенной невесте. Вдруг из маленького сердца тамбурина под умелыми пальцами вишнуитки вырвались громоподобные звуки, и души слушательниц пронзил высокий и чистый, как у небесных дев, голос. Пораженным и очарованным женщинам казалось, что изумительный голос вишнуитки наполнил собой все вокруг и рвался куда-то ввысь... Могли ли понять неискушенные деревенские жительницы, в чем сила этого пения? Будь они более образованными, они бы знали, что сила классического пения не в голосе. Каждая вишнуитка проходит хорошую школу вокального искусства и поет с ранних лет.
Как только красавица умолкла, женщины стали просить ее спеть еще. Хоридаши испытующе и задумчиво посмотрела в лицо Кундонондини и запела:
О, я увижу лицо твое, схожее с лотосом юным.
Не напрасно я в Гокул пришел,
не напрасно пустился я в путь.
У ног твоих, Радха, скитальцу позволь отдохнуть.
Ты прекрасна, своей красотой ты горда,
Потому в чужеземной одежде пришел я сюда.
Спаси меня, смилуйся, молви хоть слово!
Ног твоих, Радха, коснувшись,
отправлюсь в дорогу я снова.
С флейтой хожу по дворам дотемна.
Видеть хочу я тебя. Словно солнце, глазам ты нужна.
Флейта поет о тебе, и мелодии льются волною.
Флейта поет, и твой образ плывет предо мною.
Коль на меня ты не взглянешь, уйду я
На берег Джамуны, тоскуя.
Флейту сломаю и брошу безмолвно
Жизнь, желанье и радость в студеные волны.
Так упрямство твое я сломлю,
Кольцом с колокольцами шею сдавлю,
Принесу тебе в жертву я жизнь и свободу
И брошусь с высокого берега в воду[19].
Окончив пение, вишнуитка обернулась к Кундонондини.
— Принеси мне воды, — попросила она. — У меня во рту пересохло от пения.
Кундо принесла кувшин с водой.
— Я не могу прикасаться к твоему кувшину, я не настоящая вишнуитка, налей мне в руку.
Кундо поняла, что прежде Хоридаши не принадлежала к благородному роду и только теперь стала вишнуиткой. Кундо встала так, чтобы было удобнее поливать на руки, и Хоридаши едва слышно спросила ее:
— Тебя зовут Кундо?
— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка.
— Ты видела когда-нибудь свою свекровь?
— Нет, — ответила Кундо. Она слышала, что ее свекровь была женщиной дурного поведения и потому ей пришлось покинуть дом.
— Твоя свекровь приехала... Она у меня. Очень хочет видеть тебя, плачет! Все-таки свекровь! После того что произошло, она, конечно, не может прийти в дом твоей хозяйки, может, ты пойдешь со мной, чтобы навестить ее?
Несмотря на свою неопытность, Кундо догадалась, что ей не стоит поддерживать связи со свекровью, и в ответ на вопрос вишнуитки только пожала плечами. Но та не отступала, снова и снова уговаривая Кундо.
— Без согласия Шурджомукхи я пойти не смогу, — наконец сказала Кундо.
— Ни в коем случае не говори Шурджомукхи об этом! — возразила Хоридаши. — Она не пустит тебя. Велит привести свекровь сюда, и тогда той опять придется бежать.
Как ни настаивала вишнуитка, Кундо идти без разрешения Шурджомукхи не соглашалась.
Хоридаши ничего не оставалось делать, как сказать:
— Ну ладно, только ты как следует попроси Шурджомукхи. Я приду еще. Смотри, как следует попроси, даже поплачь немного, иначе не пустит.
Кундо ничего не ответила.
Хоридаши освежила лицо и руки и вернулась на свое место в ожидании вознаграждения.
В этот момент в комнату вошла Шурджомукхи. Стало тихо. Молодежь принялась усердно трудиться.
