Граф же был в бешенстве, и ему ужасно хотелось кого-то ударить. Что ж, Аддерли и впрямь заслуживал хорошей трепки. Софи и самой захотелось дать ему оплеуху.
Между прочим, Софи и раньше видела, как дерется Лонгмор, и от такого зрелища у любой женщины учащался пульс, если только эта дама не ханжа. А она, Софи, определенно таковой не являлась.
Лорд Аддерли должен был рухнуть как подкошенный, но он только пошатнулся и отступил. Хм… значит, крепче, чем казался. И все же на сопротивление у него не хватило сил. И он даже не попытался ответить на удар. Может, следовал какому-то непонятному джентльменскому кодексу? Или просто боялся испортить свое смазливое личико и стремился сохранить зубы?
Лонгмор же был слишком взбудоражен, поэтому ничего вокруг не замечал. Сжав кулаки, он снова подступил к лорду Аддерли.
– Не смей, Гарри! – вскричала его сестра. Сделав шаг вперед, она загородила возлюбленного. – Не трогай его!
Леди Клара вдруг разразилась слезами – и так убедительно! Сама Софи не могла бы лучше изобразить ужас и отчаяние, а ведь она была экспертом. Бедняжка рыдала над несчастным возлюбленным; тому же, по мнению Софи, в самое ближайшее время предстояло обзавестись огромным синяком под глазом. Слезы струились по прекрасному лицу леди Клары, а ее полуобнаженная грудь бурно вздымалась… О, она блестяще играла свою роль! Столь талантливая актриса непременно вызовет сочувствие у всех присутствовавших джентльменов. А леди, обрадовавшись, что стали свидетельницами падения самой красивой женщины Лондона, позволят себе пожалеть ее. «Она могла заполучить герцога, – скажут они, – а теперь ей придется довольствоваться нищим лордом!»
В высшем свете все еще повторяли цитаты из речей леди Клары, в которых она поведала, как отвергала герцога Кливдона. Одной из любимых была заключительная реплика: «Почему я должна довольствоваться вами?»
В какой-то момент показалось, что лорд Лонгмор вот-вот оттолкнет сестру. Но он, видимо, сообразил, что это бесполезно. Поэтому закатил глаза и тяжко вздохнул. После чего вскинул руки к небу и отвернулся. Толпа же подалась вперед, отрезав его от Софи.
Впрочем, не важно. В любую минуту маркиза Уорфорд узнает, что ее дочь согрешила, а она, Софи, обязана была находиться на месте, когда это произойдет, чтобы потом быстренько написать отчет в утренний выпуск «Спектакл». А еще ей следовало удостовериться, что тревожные слухи, донесшиеся до нее в дамской комнате, – чистейшая правда, а не выдумки. Так что ночь будет долгой…
Софи отвернулась и попыталась найти способ пробраться в другой конец зала. В отличие от слуг, горничные обязаны оставаться незаметными. Должны держаться подальше от бального зала и торчать в коридорах или же помогать леди в дамских комнатах – чинить чулки и подолы, например, а также бегать за шалями и шарфами и подносить нюхательные соли упавшим в обморок. Кроме того, они должны были убирать за сильно перепившими.
Софи как раз решала, у какой двери лучше подслушивать, когда прямо перед ней возник Лонгмор.
– Вы? – спросил он.
– Я?.. Вы, ваша милость это о чем? – проговорила она, растягивая гласные как истинная уроженка Ланкашира. Она еще помнила, что забылась и заговорила с ним, как с равным. Но Софи, как и все ее родственники, была законченной лгуньей и сейчас смотрела на графа широко раскрытыми синими глазами – такими же невинными и пустыми, как у пасущейся на лугу коровы (она очень гордилась своей способностью изображать глупость и невежество).
– Не притворяйтесь, – пробурчал Лонгмор. – Я бы узнал вас за милю, мисс…
– О нет, ваша милость, не мисс, а просто Нортон. Что изволите, ваша милость? Чего бы вы…
– Не стоит, – перебил граф. – У меня нет настроения для ваших игр.
– Попаду я в беду из-за вас, ваша милость, – пропела Софи, мысленно добавив «осел вы этакий». Ослепительно улыбнувшись, она еще шире распахнула глаза в надежде, что Лонгмор вспомнит о запрете горничным болтать с гостями.
– Как, черт возьми, он это проделал? – спросил граф. – И зачем ей это? Или она спятила?
Софи осмотрелась. Гости были заняты сплетнями о падении леди Клары. А лорд Лонгмор, очевидно, был не так им интересен, хотя… Если вернее, то он тотчас отпугивал любого, кто смел на него косо взглянуть. Поскольку же сейчас его настрой был вполне ясен всем гостям, никто из них не решался даже шепотом о нем заговорить. И конечно же, все старались обходить его стороной и не смотреть на него.
– Сюда, – шепнула Софи, схватив графа за руку.
Если бы он не послушался, у нее не было бы ни малейшего шанса сдвинуть с места этого гиганта. Сделать такое – все равно что остановить мчащийся локомотив!
Граф, похоже, не ожидал, что эта миниатюрная особа потащит его за собой, но все же, сбитый с толку, покорно последовал за ней. Софи же повела его в один из коридоров для слуг; а поскольку последние пользовались любым предлогом, чтобы оказаться поближе к центру скандала, то она почти не сомневалась, что никого из них не встретит. Но все-таки внимательно оглядела коридор. Удостоверившись, что побережье безлюдно, она выпустила руку графа и прошептала:
– А теперь слушайте меня.
Весьма озадаченный поведением Софи, граф уставился на свою руку. Потом, взглянув на девушку, проговорил:
– Вот и хорошо. Наконец-то вы отказались от своих ланкаширских манер.
– Имеете хоть какое-то понятие о том, что случится, если меня разоблачат? – прошипела Софи.
– А вам не все равно? Ведь ваша сестра вышла за герцога…
– Ох, какой же вы осел.
Граф уставился на Софи в изумлении.
– Я сказал что-то не то?
– Вот именно, – процедила она сквозь зубы. – Поэтому ничего больше не говорите. Только слушайте.
– Боже, не собираемся же мы обсуждать… произошедшее?
– Собираемся. Вы ведь хотите помочь сестре?
Граф промолчал, а Софи вновь заговорила:
– Поверьте, меня тоже ужасно огорчило случившееся. Неужели не понимаете, как все это скверно для нашей коммерции?
– Вашей коммерции? – тихо переспросил граф, но Софи понимала, что его спокойствие только внешнее; он был готов в любой момент взорваться.
И теперь становилось еще яснее, почему люди разбегались при виде Лонгмора. Но насилием ничего не исправишь. Поэтому следовало отвлечь его. А для этого достаточно было сказать правду.
– Аддерли по уши в долгах и в закладных, и ростовщики возьмут в оборот даже его детей, когда те родятся. Леони уточнит до фартинга, сколько он стоит. И если окажется, что он все-таки стоит один фартинг, то я первая удивлюсь.
– Я все знаю, – кивнул Лонгмор. – Но как моя сестра оказалась с ним на террасе? Да, понимаю, она наивна, но глупой я никогда ее не считал.
