Бывшая германская императрица сочла поведение Стефана безупречным, но какие из его слов были правдой, а какие – личина, еще нужно будет разобраться.
Матильда обвела взглядом отведенные ей покои. Более тяжелая мебель, предметы убранства и другие вещи, отправленные вперед, уже расставили по местам: ее кровать с покрывалами и занавесями, настенные шпалеры из ее императорской опочивальни, лампады, свечи, ларцы и сундуки. А более легкие вещи она привезла с собой, оставалось лишь распаковать их. А когда все будет сделано, Матильда сможет закрыть дверь и представить хотя бы на минутку, что снова в Германии. Тоска по ушедшему счастью горьким комом подкатила к горлу.
– Надеюсь, здесь есть все, что вам может понадобиться, – обеспокоенно заговорила Аделиза. – Я бы хотела, чтобы вы чувствовали себя как дома.
– Вы очень добры.
– Я помню, как приехала сюда из Лувена: мне все казалось чужим. Утешали только привычные вещи, привезенные с собой.
Голосок Аделизы звенел серебряным колокольчиком. Изящное телосложение и невинный облик делали ее похожей на ребенка, но Матильда догадывалась, что супруга отца – более глубокий человек, чем могло показаться с первого взгляда.
– Вы правы, – сказала Матильда. – Я признательна вам за вашу заботу.
Аделиза в порыве чувства обняла Матильду:
– Как хорошо, что в семье появилась женщина, с которой можно поговорить.
Удивленная падчерица не обняла мачеху в ответ, но и не отстранилась. От Аделизы исходил аромат цветов. Суровая и аскетичная мать Матильды духами не пользовалась, она превыше всего ставила ученость, отличалась набожностью и истово соблюдала все церковные обряды. Ни материнской ласки, ни мягкости молодая вдова не помнила, все отношения были подчинены рассудку. Вот почему она едва не прослезилась в теплом объятии Аделизы.
Дверь распахнулась, и в облаке холодного воздуха в комнату стремительно вошел король. Отмахнувшись от реверансов жены и дочери, он остановился и внимательно осмотрел все вокруг, словно составлял перечень имущества, хотя почти все это он уже видел, пока Аделиза обставляла для Матильды покои.
– Ну как, устроилась, дочь? – Резкий тон его голоса требовал утвердительного ответа. – У тебя есть все, что нужно?
– Да, сир, благодарю вас.
Подойдя к переносному алтарю, который она привезла с собой, Генрих взял в руки золотой крест, стоящий по центру, и со знанием дела изучил драгоценные камни и филигрань. Затем такому же осмотру подвергся золотой подсвечник и образ Богоматери с Младенцем, писанный сусальным золотом и ляпис-лазурью.
– Ты хорошо показала себя сегодня, – наконец бросил он. – Я доволен тобой. – Его внимание привлек длинный кожаный футляр, лежащий на отдельном столике сбоку от алтаря. – Это то, что я думаю? – спросил мужчина с жадностью собирателя.
Прежде чем взять ключик с золотого блюда на алтаре, Матильда присела перед образом Богоматери, а после отперла замок футляра.
– Мы с Генрихом поженились в день святого Иакова, – сказала она, – и потом всегда отмечали этот праздник с особым чувством. Эта святыня принадлежит мне, и я вправе распорядиться ею так, как сочту нужным, а я желаю передать ее в Редингское аббатство во спасение души моего брата и моей матери.
Она открыла ящичек, и взорам предстало левое предплечье с кистью в натуральную величину, отлитое из золота и установленное на отделанный самоцветами постамент. Рука была облачена в узкий рукав с манжетой из драгоценных камней; указательный и средний пальцы подняты в жесте благословения.
Ее отец издал протяжный звук.
– Рука святого Иакова, – произнес он с благоговением. – Ты действительно хорошо себя показала, дочь моя. – Генрих не пытался вынуть руку из футляра и рассмотреть ее – сделать так в светской обстановке означало бы проявить неуважение к реликвии, – но все же прикоснулся к золоту как собственник. – Они тебе сами ее отдали?
Матильда ответила уклончиво:
– Перед смертью мой муж сказал, что эта святыня должна принадлежать мне.
Король пристально взглянул на нее:
– А новый император знает?
– Теперь знает. Вы хотите, чтобы я вернула ее?
Отец быстро мотнул головой:
– Нужно всегда чтить предсмертные желания. Редингское аббатство будет в восторге от этого дара императрицы. И возможно, будущей королевы, – добавил он многозначительно.
Матильда ждала продолжения, однако Генрих с загадочной улыбкой стал прощаться.
– Такие вопросы нужно обсуждать в другой обстановке. Сначала как следует осмотрись, отдохни, а потом поговорим.
Она присела в реверансе; поцеловав ее в лоб, он покинул комнату уверенной, бодрой походкой.
Аделиза тоже присела вслед ему, но осталась с Матильдой – ей хотелось подробнее рассмотреть реликвию святого Иакова.
– Она обладает целительной силой?
– Говорят, что обладает.
Ее мачеха кусала губы в нерешительности.
– Как вы думаете, рука святого излечит бесплодную жену?
– Не знаю…
Матильда обращалась к святому именно с такой просьбой, и ее молитвы были услышаны, только младенец умер сразу после рождения. Она еще недостаточно знала Аделизу, чтобы открыться ей в столь деликатном деле.
Аделиза вздохнула:
– Я понимаю, что должна принять волю Господа, но это так трудно, особенно когда мой долг – зачать.
Матильда не могла не проникнуться сочувствием к Аделизе, так как она знала, каково это: месяц за месяцем люди смотрели на нее, молодую жену пожилого мужчины, в нетерпении, когда же она понесет. Положение Аделизы становилось совсем невыносимым оттого, что другие женщины имели от Генриха детей.
– Он думает о том, чтобы сделать вас своей преемницей, вы наверняка и сами догадались.
Матильда кивнула:
– Как догадалась и о том, что я не единственная, о ком он думает. У моего отца всегда был главный план и запасной план, и потом еще один план на случай, если с первым и вторым планами не сложится. – Она испытующе посмотрела на Аделизу. – Я уважаю его и знаю свой долг, но также я знаю, что, несмотря на все его слова любви, я всего лишь еще одна фигура в его игре. Мы все для него не более чем пешки.
– Он великий король, – убежденно заявила Аделиза.
– Безусловно, – согласилась Матильда и подумала, что кто бы ни занял в будущем место ее отца, этому человеку придется стать еще более великим королем, чтобы заполнить пустоту, которую оставит последний сын Вильгельма Завоевателя.
Гавань Барфлёр, Нормандия, сентябрь 1126 года
Наблюдая за тем, как все увеличивается пространство между пристанью Барфлёра и палубой, на которой она стояла, Матильда дрожала и куталась в мантию. Вокруг плясали и бились волны, пенились белыми шапками, а за выходом из гавани мрачной серой массой качалось открытое море. Из-под носа королевской галеры взмывали фонтаны брызг, а ветер так раздувал квадратный парус, что казалось, будто огромный красный лев, нарисованный на полотнище, ревет и шевелит лапами.
