Грейс посмотрела на Томаса. Он казался смущенным.
— Завтра, — проговорил он. — Первым делом, если вам так этого хочется.
— Но…
— Нет, — оборвал старуху Томас. — Мне очень жаль, что на вас сегодня напали, и, конечно, я готов сделать все от меня зависящее, в пределах разумного, чтобы успокоить вас и утешить, однако это не означает, что я стану потакать вашим вздорным, нелепым капризам. Вы меня понимаете?
Бабушка и внук обменялись долгим тяжелым взглядом, и Грейс испуганно попятилась. Потом герцог резко бросил, не повернув головы:
— Идите спать, Грейс.
Грейс медлила, ожидая сама не зная чего. Должно быть, возмущенного вопля герцогини. Или грома небесного и молнии в придачу. Но ничего не последовало, и компаньонке оставалось лишь покинуть комнату. Медленно бредя по коридору, она слышала, как Томас с бабушкой препираются. Их голоса звучали приглушенно, ни исступленного гнева, ни страсти. Впрочем, Грейс это нисколько не удивило. Дикая, необузданная ярость Кавендишей уступила место вялости и равнодушию, сейчас они скорее склонны были обмениваться ледяными колкостями, чем злобными криками.
Грейс прерывисто вздохнула. За пять лет пребывания в Белгрейве она так и не сумела привыкнуть к бесконечным стычкам герцогини с внуком. Их нескрываемая враждебность и неприязнь друг к другу пугали ее.
И самое ужасное, для этого не было никаких причин! Однажды Грейс отважилась спросить Томаса, откуда эта ненависть. Тот лишь пожал плечами, сказав, что так было всегда. Герцогиня терпеть не могла его отца, а отец невзлюбил сына, так что сам Томас испытывал отвращение к обоим.
Грейс не могла скрыть изумление, услышав такое. Разве родственники не должны любить друг друга? Ее семья была дружной и сплоченной. Мама, отец… Она зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Надо же было так расчувствоваться! А может, всему виной усталость? Грейс давно перестала оплакивать своих близких. Она скучала по ним — ей всегда будет их не хватать. Но глубокая рана в душе, зияющая пустота, терзавшая ее после смерти родных, с годами затянулась.
А теперь… что ж, Грейс Эверсли нашла себе новое место в этом мире. Не о такой судьбе она мечтала, не к такой жизни готовили ее родители. Но служба в замке давала ей крышу над головой, пищу, одежду и возможность время от времени видеться с друзьями.
И все же иногда Грейс охватывала безысходность, и по ночам, без сна ворочаясь в постели, она не могла избавиться от тягостных мыслей. Грейс не хотелось быть неблагодарной, ведь, слава Богу, она жила в герцогском замке. Но полученное воспитание не подготовило ее к роли служанки, да еще в доме, где царили бесконечные раздоры и ненависть. Отец Грейс был деревенским сквайром, ее мать хорошо знали и любили все в округе. Грейс росла, окруженная вниманием и любовью, в доме Эверсли всегда звучал смех. Иногда по вечерам они сидели втроем у зажженного камина, и отец, вздыхая, говорил, что Грейс ждет участь старой девы, потому что во всем графстве не найдется мужчины, достойного его дорогой доченьки.
— А как насчет остальной части Англии? — со смехом спрашивала Грейс.
— И там с женихами из рук вон плохо, — притворно сетовал отец.
— А во Франции?
— Господи помилуй! Еще чего надумала!
— Может, в Америке?
— Ты хочешь убить свою матушку, девочка? Ты же знаешь, от одного только вида моря у нее начинается морская болезнь.
Конечно, все трое верили, что когда-нибудь Грейс создаст собственную семью, найдет себе мужа дома, в Линкольншире, и будет жить неподалеку от отца с матерью. Ее ждет счастливый брак, потому что, разумеется, она выйдет замуж по любви, как и ее родители. У нее будут дети, ее дом наполнится смехом и радостью. Грейс считала себя самой удачливой девушкой на земле. Но смертельная лихорадка унесла жизни ее родителей, оставив Грейс сиротой. Семнадцатилетняя девушка, одна в пустом доме, едва справлялась с обрушившимся на нее несчастьем. Оглушенная горем, Грейс не задумывалась о своей дальнейшей судьбе, пока семейный поверенный не разобрал бумаги отца и не огласил завещание.
Завещание… Грейс горько усмехнулась и, стянув измятое платье, принялась готовиться ко сну. После объявления последней воли покойного все стало еще хуже. Оказалось, что отец оставил после себя долги. Не слишком большие, но достаточные, чтобы Грейс ощутила всю тяжесть этого бремени. Супруги Эверсли всегда жили не по средствам, надеясь, что любовь и удача помогут им преодолеть любые испытания.
И они были правы. Любовь и удача освещали их жизнь, легко сметая с пути все препятствия. Все, кроме смерти.
Силсби, дом, где Грейс родилась и выросла, считался неотчуждаемым имуществом. Об этом она знала, но бешеный напор кузена Майлса, желавшего во что бы то ни стало прибрать имение к рукам, оказался для Грейс полной неожиданностью. Не подозревала она и о том, что Майлс оставался холостяком. Когда кузен внезапно притиснул ее к стене и попытался поцеловать, Грейс на мгновение оторопела. Этот слизняк ожидал, что она позволит ему поцеловать себя, да еще будет благодарна за милостивый и великодушный интерес к ее персоне!
Вместо того чтобы позволить Майлсу поцеловать ее, Грейс заехала локтем ему под ребра и двинула коленом прямо… Это здорово охладило пыл Майлса. Грейс и сейчас с улыбкой вспоминала ту сцену, остальное же больше напоминало кошмар.
Взбешенный полученным отпором, кузен вышвырнул Грейс из дома. Она осталась ни с чем. Ни крова, ни денег, ни родни (после случившегося Грейс отказалась считать Майлса родственником).
Тут-то и пожаловала вдовствующая герцогиня Уиндем.
Слухи о несчастье Грейс быстро разнеслись по округе. Герцогиня явилась внезапно, словно могущественная ледяная богиня, и забрала сироту с собой. Разумеется, Грейс не обольщалась надеждой, что в замке Белгрейв ее примут как дорогую гостью. Герцогиня прибыла в сопровождении пышной свиты. Майлса она смерила долгим презрительным взглядом, отчего тот испуганно съежился и едва не заскулил, точно побитая собака (Грейс навсегда запомнила это чудесное мгновение), а затем решительно провозгласила: «Мисс Эверсли, вы станете моей компаньонкой».
И прежде чем Грейс успела принять или отклонить предложение, герцогиня повернулась и покинула комнату. Это лишь подтвердило известную всем истину: у сиротки Эверсли с самого начала не было выбора.
Случилось это пять лет назад. Теперь Грейс жила в замке, наслаждалась превосходной кухней, а ее одежда если и не была скроена по последнему слову моды, отличалась добротностью и элегантностью (уж в чем, в чем, а в скупости герцогиню нельзя было упрекнуть).
