В армии места для него не было.
Родных не осталось.
Что до него самого, он был всего лишь скитальцем по неведомой земле.
В тот момент он не чувствовал ни интереса, ни желаний.
Когда Жан-Пьер впервые увидел издали замок Кастильон, у него захватило дух.
Было все, что ожидал увидеть молодой человек, и даже больше! Отец и мать очень часто говорили о нем, а когда Жан-Пьер был маленьким, ему прочли лекцию о том, как его предки строили этот замок.
Короли и королевы гостили здесь; и все де Кастильоны играли свою роль в истории Франции.
Только подъехав ближе, Жан-Пьер с удивлением обнаружил, что красота здания и его сила и неприступность были всего лишь иллюзией.
Парадная лестница поросла мхом, ступени растрескались, а окна по обе стороны огромной двери были разбиты вдребезги. Кирпичная кладка осыпалась и требовала ремонта.
Жан-Пьер сказал себе, что первое впечатление не имеет значения, ибо замок, по крайней мере, даст ему крышу над головой.
Перед отъездом из Парижа он узнал, что человек, которого отец после возвращения из Англии нанял присматривать за замком, был жив.
Когда экипаж Жан — Пьера подъехал к фасаду здания, дверь отворилась, но как-то медленно, как будто открывающий ее человек делал это нехотя.
На верху лестницы появился старик с седыми волосами.
Жан-Пьер очень осторожно, ибо каждое движение по-прежнему причиняло ему боль, вышел из экипажа и направился к нему.
— Полагаю, — начал он, — вы месье Бове.
Старик кивнул.
— Мне очень приятна возможность приветствовать вас в вашем доме, месье маркиз, — сказал он, здороваясь, — но боюсь, что возвращение окажется для вас своего рода ударом.
Позднее Жан-Пьер понял, что смотритель подобрал как раз нужное слово.
Обнаружив, что жильцы замка скрылись, революционеры вытащили из него все, что только можно было сдвинуть с места.
И оставили пустым.
Никто не посмел вмешаться, поскольку замок принадлежал правительству, пока Наполеон не пригласил émigré обратно во Францию и отцу Жан-Пьера не вернули его собственность. Но вместо десяти тысяч акров земли, которыми он раньше владел, ему оставили только пятьсот.
«По крайней мере, это что-то, — рассудил Жан-Пьер, — и я монарх или, точнее, маркиз всего, что могу окинуть взором!»
Однако, глядя на заросший и запущенный сад, он задумался, с чего начинать.
Внутри замка все оказалось еще хуже, чем он ожидал. Как сказал месье Бове, ковры, мебель и большую часть штор унесли либо революционеры, либо воры, которые позже захаживали в замок по ночам.
Они искали все, что можно было продать или использовать самим.
— Их невозможно было остановить, — беспомощно развел руками месье Бове. — Я старый человек и не мог им противостоять. Они приходили по двое и по трое и всегда с оружием.
Молодой маркиз не ответил. Только мрачно посмотрел на пустые места на стенах, где, как он знал, когда-то висели фамильные портреты. Он, конечно же, рассматривал их в каталоге, когда жил с родителями в Англии, и знал, что они написаны лучшими художниками Франции. Жан-Пьера не удивляло, что они исчезли.
Канделябры остались, потому что они были слишком тяжелыми, но бра выдрали из стен холла и гостиной, так как они были сделаны из серебра.
Маркиз решил, что должен быть благодарен, что обеденный стол не вынесли, поскольку тот был огромный, как и старинные кровати с резьбой.
— У нас довольно много кроватей, месье маркиз, — оживленно сообщил смотритель, — но нет ни одеял, ни простынь.
Маркиз вспомнил, что среди вещей, которые он привез из парижского дома, имелись эти предметы первой необходимости. А также утварь для кухни, ибо Жан-Пьер подозревал, что и ее порядочно разграбили.
Поскольку дом в Париже должен был использоваться в качестве музея, в предметах домашнего обихода необходимости не было, и Жан-Пьер был благодарен, что их сохранили для него при продаже.
После очень беглого осмотра замка маркиз почувствовал себя безмерно уставшим. Выяснилось, что месье Бове, узнав о его приезде, нанял двух сельских жителей, чтобы те прислуживали ему.
— Я не знал, месье, — уважительно сказал он, — сколько слуг вам понадобится. Но женщина хорошо готовит, а у мужчины имеется некоторый опыт в прислуживании за столом.
— Думаю, они смогут выполнять все необходимое, — ответил не слишком уверенно маркиз.
Солдат, который был денщиком Жан-Пьера, приехал с ним в замок. Он покинул армию, как только маркиза выписали из больницы, чтобы сопровождать его.
Густаву было тридцать лет, и он, подобно своему хозяину, пережил отступление из Москвы, счастливо отделавшись всего лишь обморожением одной ступни, из-за чего теперь хромал. Он был рад вернуться к работе и отнесся к переезду в замок с энтузиазмом, которого маркиз никак от него не ожидал.
— Мне нравится за городом, месье, — сказал Густав, — а когда вы снова сможете держаться в седле, здешняя жизнь и вам понравится гораздо больше, чем парижская.
Маркиз понимал, что таким образом слуга просто сглаживает тот факт, что Париж ему не по карману: когда жизнь вернулась в привычную колею, в столице все стало очень дорого.
Красавицы Парижа, которыми восхищалась вся Европа, ожидали, что их расположения будут добиваться при помощи невиданной расточительности, что могли себе позволить только недавно разбогатевшие.
Аристократы Ancien Regime, подобные Жан-Пьеру, старались поддерживать хотя бы видимость благополучия и не могли тратить деньги на что-либо экстравагантное или ненужное.
Маркиз понимал, что вынужден будет всю жизнь перебиваться имеющимися у него скудными средствами и что возможность жить в замке бесплатно — это удача.
Абсолютно все в этом здании приводило Жан-Пьера в тяжкое уныние, и он в какой-то степени жалел, что является его хозяином. Замок был слишком большим и угнетающим, особенно сейчас, когда маркиз плохо себя чувствовал.
Жан-Пьер окинул взглядом стены с облупленной штукатуркой, треснутые окна и спросил себя, с чего начать, чтобы сделать замок приютом больного человека.
Маркиз долго сидел на скрипящем стуле.
Он чувствовал себя совершенно разбитым, а рана причиняла боль, какой он уже давно не испытывал.
Жан-Пьер решил лечь в постель, и ему стоило труда подняться по лестнице, ковер которой остался на месте, поскольку был слишком обветшалым, чтобы его стоило красть.
Маркиз шаткой поступью пошел по широкому коридору, ведущему в спальню хозяина дома, которая, как отметил месье Бове, была более-менее пригодной для жилья.
