Патрик свирепо затряс головой:
– Если ты воображаешь, что твоя мать только поэтому помогает людям, ты совсем ее не знаешь. Ей важны сами люди, а не то, что они думают или болтают о нас. В округе нет другой женщины, которую бы любили или уважали больше, чем твою мать. Твоя мать – святая!
– Святой следовало бы подождать, когда она наденет на палец обручальное кольцо, прежде чем зачать дитя, – пробормотал Улисс себе под нос.
Но как только он произнес эти слова, сразу почувствовал, что отдал бы душу, только бы они не были сказаны. Он надеялся, что родители их не слышали, пока не взглянул на отца: тот сначала побелел, потом покраснел.
Всего несколько минут назад его отец жаловался на то, что его зрение слабеет. Теперь же он вскочил со стула, сжигая глазами Улисса, и выглядел достаточно устрашающе, чтобы обратить в бегство дюжину диких кошек.
– Как ты смеешь говорить такие вещи, ты, наглое ничтожество? Ублюдок!
Оскорбление, словно ураган, пронеслось по комнате, оставив после себя руины. Улисс так стремительно вскочил на ноги, что опрокинул стакан с водой. Мускулы на его руках свело от желания дать хорошую затрещину отцу.
– Да, я ублюдок, но ведь это ты сделал меня ублюдком!
– Прекратите сию же минуту! – Голос Илке прозвучал как удар кнута. Сама она была настолько напряжена, что казалась высеченной из камня. – Не могу поверить, что два человека, которых я люблю больше всех на свете, смеют говорить и даже думать о таких ужасных вещах. Мы – семья! И пора уже вам обоим вести себя соответственно.
Перед лицом праведного гнева Илке возмущение Патрика тотчас же испарилось. Он выглядел пристыженным, как нашкодивший мальчишка, и Улисс разделял это чувство. По крайней мере хотя бы в этом они были похожи.
Илке прижала руку к сердцу, будто их слова ранили ее так глубоко, что все жизненные силы могли покинуть ее в одну секунду.
– Сын, – сказала она, – ты должен передо мной извиниться, а ты, Патрик, должен извиниться перед сыном.
Сердце Улисса сжималось от раскаяния, а вкусная пища, только что съеденная им, теперь казалась горькой. Он был обязан матери большим, чем только извинением. Она всегда была его оплотом и поддержкой, когда у них возникал конфликт с отцом. Ведь надежды, возлагавшиеся на него Патриком, часто не совпадали с его собственными планами. Более чем кто-либо она оказала влияние на его жизнь.
Именно она постоянно читала ему, когда Улисс подолгу лежал больным, и прививала ему любовь к книгам. Илке занималась с ним, когда у него не было возможности ходить в школу. Она была его первым другом и первой вдохновительницей его честолюбивых планов. Она способствовала тому, что Улисс заинтересовался политикой. Она настояла на том, чтобы сыну разрешили учиться в Гарварде, в то время как Патрик хотел, чтобы Улисс оставался дома и занял надлежащее место в качестве наследника ранчо.
Никто не радовался больше, чем она, когда ее сын получил диплом доктора права.
Как же он мог быть столь несправедлив к женщине, бывшей не только его матерью, но и путеводной звездой?
Если бы тут не было отца, Улисс упал бы перед ней на колени.
– Мама, мне так жаль, что я едва могу это выразить. Мне легче будет отрезать себе язык, чем произнести еще раз то, что я сказал.
Илке улыбнулась вымученной улыбкой:
– Не могу себе представить политика без языка. – Она повернулась к Патрику: – Твоя очередь, дорогой.
Патрик несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем сумел выдавить из себя несколько слов. И когда наконец ему это удалось, голос его походил на скрежет металла.
– Я тоже сожалею. Это всего лишь бранное слово, которое мужчины бросают не задумываясь, когда они рассержены.
Для Патрика, возможно, это действительно было просто бранным словом, но оно больно ранило Улисса. Он ощущал его, будто выжженное клеймо. Патрику всегда было непонятно, почему Улисс так болезненно воспринимал обстоятельства своего появления на свет. А также многое другое.
Улисс любил отца, восхищался им и уважал его, несмотря на их непохожесть. Но по мере того как он рос, ему в этом доме становилось все тяжелее. Последние несколько лет они с отцом отдалялись друг от друга и теперь, похоже, говорили на совершенно разных языках.
– Я хочу сказать еще кое-что, – продолжал Патрик. – Это наш дом, твоей матери и мой. И мы вольны, черт возьми, принимать здесь, под своим кровом, любого гостя. Если ты не можешь этого перенести…
– Пожалуйста, Патрик, – перебила Илке, – не говори больше ничего. Мне хотелось бы забыть этот разговор. – Она протянула руку и дотронулась до руки мужа. – Я немного устала. Поможешь мне подняться наверх?
Выражение гнева на лице Патрика мгновенно сменилось выражением беспокойства.
– С тобой все в порядке, дорогая? Она улыбнулась ему:
– Я всегда в порядке, если ты рядом со мной. Патрик помог Илке подняться на ноги. Рука об руку, глядя в глаза друг другу, они покинули комнату, являя собой картину столь совершенной гармонии, будто никакого спора и не возникало. Улисс опустился в кресло. Даже звук их шагов совпадал.
Маленьким Улисс испытывал ощущение, будто он существует где-то на границе их любви друг к другу. И теперь он тоже испытывал это чувство.
Он всегда был одиноким ребенком, а теперь вырос и стал одиноким мужчиной. Было ли ему суждено полюбить кого-нибудь так же, как любили друг друга его родители?
Он подавил в себе желание вернуться в Керрвилл к безликому уединению роскошного номера в отеле «Нимитц». Он обещал матери остаться на уик-энд и потому должен остаться. Он не мог себе позволить ранить ее чувства больше, чем уже сделал это.
* * *
Де Варгасы заканчивали ленч, когда в кухню вошла Райна.
– Ты опоздала, – заметила Велвет, поднимаясь с места, чтобы наполнить тарелку дочери из казана, в котором на маленьком огне шипело рагу. – У тебя возникли неприятности со Старфайером?
– Весьма вероятно, – ответил Рио за дочь. – Но во всем Техасе еще не нашлось лошади, которую наша девочка не сумела бы обломать.
Услышав гордость в голосе Рио, Велвет улыбнулась. Райна родилась, когда ее отцу исполнилось сорок четыре года. Рио так и не смог привыкнуть к этому чуду. Подумать только! Стать отцом в столь позднем возрасте.
– Старфайер – просто мечта для наездника, – ответила Райна, в ее хрипловатом голосе звенел восторг. – Я опоздала, потому что заезжала к Прайдам отдать почту.
– Ты видела Илке? – спросила Велвет с беспокойством.
– Я отдала почту Улиссу.
– Почему она дома? Что, Илке больна? Райна пожала плечами:
– К чему все эти вопросы, мама? Улисс ничего не говорил. А я не спрашивала. Что же касается его приездов и отъездов, меня это не интересует.
