Сейчас все обстояло по-другому — злость и негодование, ненависть и презрение бушевали в его груди и притупляли сознание. Ему самому порой казалось, что он начинает сходить с ума.
И он пил еще и еще, осушая один бокал за другим и не притрагиваясь к еде, хотя его повар сегодня расстарался, как никогда.
Потом кто-то — кажется, Энтони Гарсон — спросил, что же он собирается теперь делать.
— Я думал об этом, — медленно проговорил Трент, и голос его дрожал от гнева, — и теперь знаю, как мне поступить.
— Что? Что ты придумал? — посыпались вопросы.
— Я докажу Аталии Брей, что не только она может вступить в законный брак, — ответил он.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Энтони.
Лорд Равенскар умолк, стараясь как можно тщательнее подобрать слова.
— Я намерен жениться первым, — наконец произнес он, — и даже раньше, чем она объявит о своей помолвке!
— Тогда все общество будет думать, что ты ее бросил! — Энтони проявил невероятную ясность ума и трезвость суждений, несмотря на отягощающие обстоятельства этого вечера.
— Именно так, — ответил лорд Равенскар, — и клянусь, я специально женюсь на самой уродливой и отвратительной особе, какую только смогу отыскать.
Эти слова были встречены приветственными криками. Лорд Равенскар поднял свой бокал:
— За мою жену! — произнес он. — За самую безобразную женщину в Лондоне, которую я предпочту первой красавице.
Его разум был отуманен алкоголем, но он с удовлетворением думал о том, что сумеет отомстить за себя. Он уже предвкушал, какое радостное возбуждение вызовет в рядах карикатуристов и газетчиков этот поступок, а желтая пресса так и забурлит сплетнями и ехидными статьями, ведь они всегда рады пере
мыть косточки представителям света.
Эта новость, безусловно, причинит Аталии боль, она будет чувствовать себя задетой. И пусть! Пусть узнает, каково это — оказаться в центре скандала! И пусть поймет, что такое предательство и как тяжело получать неожиданный и незаслуженный удар в спину!
Безумная идея лорда Равенскара чрезвычайно понравилась виконту Гарсону.
— Правильно, Трент, — воскликнул он, — так тебе и надо сделать. Давай, покажи Аталии, что бывает, когда бросают достойного и благородного джентльмена ради какого-то там титула!
Он обвел взглядом раскрасневшиеся лица своих товарищей и добавил:
— А чего ждать? Пойдемте и прямо сейчас разыщем самую уродливую женщину в Лондоне, и Трент женится на ней здесь, в этой комнате сегодня же, пока никто не узнал про помолвку Аталии с Честером.
— Точно! Правильно! — раздались голоса разгоряченных вином джентльменов.
— Раз Джошуа здесь, он вполне сможет их поженить.
И виконт указал на достопочтенного Джошуа Мидинга, одного из самых близких друзей лорда Равенскара. Этого человека всегда можно было найти на приеме, званом обеде, пирушке или же в Уайте-клубе. Но он и в самом деле был посвящен в духовный сан. Такова была семейная традиция. Он был младшим сыном лорда Мида и поэтому должен был стать служителем церкви, тогда как старший его брат отправился на армейскую службу, а средний стал морским офицером. Но лорду Миду неожиданно улыбнулась судьба, и он разбогател, так что его сыновьям уже не было нужды зарабатывать себе на жизнь тяжким трудом, а потому Джошуа был священником без прихода и вполне светским человеком.
Сейчас, на трезвую голову, лорд Равенскар очень жалел, что Джошуа обедал с ними именно в тот вечер.
Если бы у него было время протрезветь и немного подумать! Теперь-то ему было ясно, что никакая, даже самая сладкая месть Аталии не стоит собственной свободы. Он был еще зол, чувствуя себя до глубины души оскорбленным ее отказом стать его женой, но ярость его уже утихла. Ему было невыразимо горько, и он твердо знал, что отныне будет с еще большим недоверием и презрением относиться ко всем женщинам.
«И как только я мог вообразить, — недоумевал Трент, — как мог хоть на мгновение подумать, что Аталия красавица и соблазнительница, может хоть чем-то отличаться от всех прочих надоедливых и лживых созданий? Ведь у женщин недостаток ума всегда компенсируется физической привлекательностью. Сам во всем виноват, проклятый глупец!»
— Хигнет! — позвал лорд Равенскар.
— Слушаю, милорд.
— Где сейчас та леди, на которой я вчера женился?
— За ней ухаживает миссис Феллоуз, милорд. Должно быть, эта леди побывала в какой-то серьезной переделке. С ней, наверное, произошел несчастный случай.
В голосе Хигнета прозвучала особая нотка, и лорд Равенскар, который отлично знал своего камердинера, понял, что тот сообщил ему далеко не все.
— Какой еще несчастный случай? — удивился его светлость.
Хигнет колебался несколько мгновений, потом заговорил:
— Просто я случайно узнал кое-что, милорд, когда разговорился с мистером Фэлтемом, дворецким сэра Харвея Уичболда, что живет в соседнем доме.
— И что этот Фэлтем сделал?
— Нет, милорд, не мистер Фэлтем. Сэр Харвей.
Лорд Равенскар терпеливо ждал. Он знал, что Хигнет — неисправимый сплетник и теперь лишь вопрос времени, когда ценная информация прорвется из него наружу.
— Мистер Фэлтем рассказал мне, милорд, что молодая леди, которая
сейчас находится здесь, в вашем доме, приехала вчера поздно вечером в дом сэра Харвея…
— Уж не хочешь ли ты сказать, Хигнет, что я женился на одной из бывших подружек Уичболда?
Лорд Равенскар не мог скрыть своего омерзения, и потому Хигнет поспешил успокоить его:
— Нет, нет, милорд! У нее нет никаких дел с сэром Харвеем, она приезжала только поговорить. По, видно, она чем-то не понравилась сэру Уичболду.
— Что ты хочешь сказать? — удивился лорд Равенскар.
— Сэр Харвей ударил ее по лицу, милорд, и спустил с лестницы. Наверное, поэтому она до сих пор без сознания, во всяком случае, так мне говорила миссис Феллоуз.
— Без сознания… — повторил лорд Равенскар. — Ты хочешь сказать, Хигнет, что Уичболд поднял Руку на женщину?
— И не в первый раз, милорд. Трент сел в кровати. Он припомнил теперь, что во время брачной Церемонии смутно видел что-то окровавленное, хотя весь вчерашний вечер был для него словно в тумане, я Он вспомнил даже, как Джошуа бубнил:
— Согласна ли ты взять этого человека в законные мужья?
Но он абсолютно не помнил, что и как она отвечала. Когда обряд закончился, он взглянул на женщину, ставшую его женой, и решил, что это и в самом деле самое жуткое и уродливое существо, какое он когда-либо встречал в своей жизни. Потом ее, наверное, перестали поддерживать, и она бессильно повалилась на пол к его ногам.
— Моя жена! — с ужасом подумал он. — И это — моя жена! Наверное, над моим родом нависло проклятие.
