— Мистер Мазгрейв сказал мне, будто вы хотите, чтобы я осталась в вашем доме до совершеннолетия.
— Совершенно верно, — согласился лорд Бедлингтон, — и твои родители хотели бы этого, я уверен, особенно сейчас, когда у тебя появился небольшой капиталец.
Губы Корнелии тронула саркастическая улыбка. Так вот что дядя называет небольшим капитальцем, подумала она, — тысячи фунтов, поступающие каждые три месяца.
Элегантный двухместный экипаж, в котором они ехали, продвигался с хорошей скоростью к Вест-Энду, фешенебельному району Лондона. Перед тем как сесть в карету, Корнелия бросила взгляд на лошадь и одобрила то, как сиял начищенный до блеска круп животного и красиво смотрелась сбруя с высоким султаном, хотя, к своему ужасу, увидела, что на лошадь надели мартингал.
Они с Джимми часто разговаривали о злостном использовании мартингала, и хотя ей очень хотелось начать спор с дядей по этому поводу, она поняла, что сейчаснеподходящий момент.
— Надеюсь, тебе понравится здесь, — говорил лорд Бедлингтон. — Жизнь у тебя была горестной: потеря родителей, а теперь еще и кузины.
— Я была очень счастлива в Роусариле, — сказала Корнелия. — Нельзя ли мне жить там?
— Одной? Разумеется, нет. И слушать не стану, — резко ответил дядя.
— Все же я смогу вернуться домой, когда мне исполнится двадцать один год.
— Если захочешь. Но задолго до этого ты уже будешь замужем, — ответил он.
— Замужем? — удивленно повторила Корнелия и покачала головой.
— Ну конечно, — весело отозвался лорд Бедлингтон. — Все юные особы рано или поздно должны выйти замуж. Но у тебя еще будет время подумать обо всем. Ты найдешь, что Лондон очень веселый город, а твоя тетя представит тебя нужным людям.
— Я благодарю вас.
Корнелии стало интересно, какого бы он был о ней мнения, если бы она вслух выразила свои мысли, заявив, что не желает знакомиться с «нужными людьми». Общий язык она находила только с Джимми и с такими же знатоками лошадей. Но разве она могла сказать об этом? Отныне, подумала Корнелия, ей будет трудно разговаривать открыто и прямо, как она привыкла с детства.
В Лондоне ей достанется участь всего лишь недавней ученицы, которая должна уважать старших, испытывать благодарность за любую любезность, оказанную ей, и единственное, к чему ей следует теперь стремиться — это привлекать молодых людей, чтобы среди них выбрать мужа.
Нет, она ничего не могла произнести вслух, ей оставалось только ненавидеть всех и все вокруг. Она ненавидела дядю, который оказался чванливым занудой, в точности как его описал отец; она ненавидела тетю, которую еще не видела; она ненавидела экипаж с его мягкими обитыми сиденьями и элегантными габардиновыми ковриками; она ненавидела кучера на козлах, в цилиндре с султаном, а рядом с ним — лакея в ливрее, ловко вспрыгнувшего на запятки после того, как захлопнул за ними дверцу.
От всего этого ненавистно веяло богатством и роскошью, все это было частью неведомого для нее мира, которого она инстинктивно сторонилась. Дядя прокашлялся и после длинной паузы снова заговорил.
— Сейчас мы находимся на Гросвенор-сквер, дорогая. Как видишь, все дома здесь чудесной архитектуры.
— Да, вижу, — ответила Корнелия.
Вновь наступила тишина, нарушаемая только позвякиванием сбруи и топотом конских копыт.
— Проедем Гросвенор-стрит, — пробормотал дядя, — и через минуту окажемся на Парк-Лейн.
Впереди них образовался небольшой затор, и экипаж почти остановился, пока несколько карет поворачивали с боковой улицы. Корнелия могла разглядеть, кто в них сидел. Женщины были великолепны: в боа из перьев, широких шляпах, обильно украшенных цветами, все они в руках держали изящные зонтики от солнца.
«Должно быть, я выгляжу рядом с ними очень потешно», — подумала Корнелия с упавшим сердцем.
Экипаж вновь начал медленно двигаться вперед. Неожиданно девушка услышала, как дядя проворчал, еле сдерживаясь, проклятие, и внимательно посмотрела в окно.
На другой стороне улицы она увидела черно-желтый щегольской фаэтон, который только что вывернул из-за угла с Парк-Лейн. Но внимание Корнелии привлекли лошади — пара гнедых арабских кровей, что было видно по их выгнутым дугой шеям и большим чувствительным ноздрям. А затем она поняла, что этих огненных мятежных животных умело удерживает рука человека, управляющего фаэтоном — темноволосого, широкоплечего, молодого мужчины в лихо сдвинутом на бок цилиндре и с огромной красной гвоздикой в петлице.
Корнелия подумала, что такого красавца ей еще ни разу не доводилось видеть. Она и не предполагала, что мужчина может обладать столь безупречной элегантностью и в то же самое время так легко справляться с лошадьми, запряженными цугом, с мастерством, которому она невольно отдала должное.
Корнелия и лорд Бедлингтон были не единственными, кто внимательно следил за молодым человеком, чьи лошади готовы были рвануть, так что казалось, еще секунда — и они перевернут хрупкую коляску. Прохожие останавливались, чтобы поглазеть на старую как мир битву между человеком и животным, но она закончилась так же внезапно, как и началась, победой возницы. Ловко прищелкнув кнутом, он направил лошадей вперед, и они тут же взяли рысцой, что от них и требовалось. Фаэтон быстро покатил и вскоре скрылся из виду.
— Ловко! — чуть задохнувшись воскликнула Корнелия, но, бросив взгляд на лицо дяди, решила, что лучше бы ей промолчать.
Меж густых бровей лорда залегла суровая складка, губы плотно сжались от злобы. Корнелия хоть и была во многом неопытной, но могла определить, когда человек находится на грани срыва, к тому же она припомнила сдавленное проклятие, прозвучавшее при появлении фаэтона. Что-то в этом вознице беспокоит дядю, подумала девушка, и потому, что среди всех прочих качеств ей была свойственна природная тактичность, она быстро произнесла:
— А впереди нас парк? Какой красивый. Гнев растаял в глазах дяди.
— Да, это Гайд-Парк, — ответил он. — Туда выходят окна нашего дома, поэтому тебе не придется тосковать по деревенской природе.
У Корнелии было собственное мнение на этот счет, но она ответила ему вежливо, и через несколько минут они подкатили к входной двери с портиком. Лакей соскочил с запяток и распахнул дверцу. Карета еще не успела остановиться, как на верхней ступени лестницы, ведущей в дом, появился дворецкий. За ним следовали два ливрейных лакея в напудренных париках; отвесив поклон дяде, они приняли у него шляпу и трость.
— Пройдем в библиотеку, дорогая, — предложил лорд Бедлингтон. — Твоя тетя спустится через минуту.
Корнелия даже не представляла, что где-то существует подобная роскошь и великолепие. Высокие окна были задрапированы тяжелыми бархатными шторами и тонким муслином. Диваны и стулья обтягивал атлас и парча, а между книжных полок, стоявших вдоль почти всех стен, вклинились большие зеркала в позолоченных рамах.
