Что побудило ее выйти из дома в столь поздний час, да еще в одиночку?
— Стойте! — крикнул он. — Кто это?
Свет резко остановился. Фонарь закачался, освещая тропу, но лицо женщины осталось в тени.
— Прочь с дороги!
Он не шевельнулся, поставив ее перед выбором: либо ретироваться, либо подойти ближе.
Она подняла фонарь, освещая его лицо. В первую секунду свет ослепил его, а после отбросил дьявольские тени на знакомые черты. Маргрет Рейд.
Узнав его, она ахнула от неожиданности.
— Что вы здесь делаете? — спросил он, стараясь не замечать покалывание внизу живота.
— Прошу вас. — Она тяжело дышала. — Я спешу.
— Куда?
Не ответив, она вытянула шею, высматривая что-то — или кого-то — за его спиной, потом попыталась обойти его, но он успел поймать ее за свободную руку.
— Вы с кем-то встречаетесь?
— Нет, — без колебания ответила она. — Отпустите меня.
Полнолуние уже миновало, День всех святых еще не наступил, но ведьмы могли устраивать сборища и в обычную ночь.
— Боитесь опоздать?
— Куда?
— На шабаш.
Даже в рассеянном свете фонаря было заметно, как сильно она побледнела.
— Хотите объявить меня ведьмой только за то, что я вышла на улицу после заката?
— Хочу спросить, с какой целью вы вышли на улицу после заката.
Приподняв фонарь, она испытующе посмотрела ему в лицо. На ее лбу залегла хмурая складка.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Раз вы настолько мне не доверяете, идемте со мной.
Он выпустил ее руку и, когда Маргрет прошмыгнула мимо, устремился следом.
— Куда мы идем?
— Искать мою мать.
***
Безрассудный, рискованный шаг, но был ли у Маргрет выбор? Если охотник на ведьм задержит ее, некому будет искать ее мать, некому будет заботиться о ней и спасать от демонов, что преследовали ее по ночам.
— Вашу мать, — услышала она позади его голос, такой торжествующий, словно он подобрал ключ к сложному замку. — Которая живет с вами.
— Да. — Поздно задаваться вопросом, можно ли ему доверять. — Она убежала.
— Убежала?
— Тихо! — шикнула Маргрет, напрягая слух.
Она услышала знакомое бормотание. В конце тропинки, на окраине деревни.
— Сукины дети. Пропадите пропадом и вы, и ваше потомство в придачу.
Все-таки опоздала.
Она бросилась бежать, чуть не выронив фонарь, но не обратила на это внимания, как и на Александра, тенью последовавшего за ней.
— Мама!
— Чтоб вас черти забрали! — Голос ее окреп. Она затрясла воздетыми к небесам кулаками, пряди седых, спутанных волос развевались вокруг ее лица и ниспадали на спину.
Маргрет тронула ее за плечо, останавливая, успокаивая.
— Мама, идем домой, сейчас же.
— Но они уже близко! Я их видела!
Без единого слова охотник забрал у Маргрет фонарь, и она, обняв мать освободившимися руками, взглянула на него с невольной благодарностью.
— Ш-ш, — зашептала она, молясь, чтобы ее голос прорвался сквозь гул воображаемых голосов. — Я знаю, знаю. Но все будет хорошо. Я с тобой. Они ушли.
В кузнице, что стояла неподалеку, приоткрылись оконные ставни и тотчас захлопнулись.
Она потянула мать в темноту, надеясь, что, если раствориться в ночной тиши, то люди за окном сочтут, что все это им приснилось.
И тут мать заметила высокий черный силуэт охотника на ведьм.
— Он явился за мной! — завопила она пуще прежнего, вынуждая Маргрет, которая вела ее, сорваться на бег. — Ску-у-у-б! Ску-у-у-б! Дьявол пришел забрать меня!
Охотник, не отставая, следовал за ними. Плащ хлопал на ветру, и впрямь придавая ему сходство с обитателем преисподней.
— Нет, мама, он не Дьявол. — Она надеялась, что говорит правду. — Ну пожалуйста, — задыхаясь, взмолилась она на бегу, — не кричи.
Кто еще услышал ее крики? Что они успели увидеть? Если охотник на ведьм выдвинет обвинение, у него не будет недостатка в свидетелях.
Остановилась она только на мосту, за деревьями, что стеной росли вдоль реки. Не сводя взгляда с черного призрака, маячившего рядом, мать в ужасе верещала, не умолкая, но шум течения и шепот сухих листьев перекрывал ее стенания.
Ненадолго отпустив ее, Маргрет обессиленно привалилась к каменному ограждению моста и перевела дух, но когда Александр Кинкейд приподнял фонарь, и на его беспощадное, безмолвное лицо легли рваные пятна света, мать снова пронзительно закричала.
Страх, гнев, отчаяние разом обрушились на Маргрет. Схватив мать за плечи, она резко ее встряхнула.
— Замолчи! Иначе Дьявол на самом деле придет и утащит тебя.
Крики прекратились; вместо них хлынули слезы, которые мать, всхлипывая, тщетно пыталась сдержать. Маргрет затопило чувство вины, но умом она понимала: лучше уж пусть она плачет, чем перебудит всю деревню криками о Сатане.
Она попыталась отвернуть мать от охотника и прижать к себе, но та, оцепеневшая от страха, не поддавалась и глядела на него в упор, обливаясь слезами, точно вместо него видела перед собою своего палача.
— Давно она в таком состоянии? — Голос его прозвучал мягче, чем она ожидала.
Давно ли? Почти всю жизнь. Так давно, что уже и не упомнишь, что когда-то все было иначе.
— Довольно давно.
Она зажмурилась, сдерживая воспоминания. Дом в Эдинбурге. Ее комната. Слуги. Уроки. Платья с кружевной отделкой, вечера у камина, материнский смех, ласковые руки, укладывающие ее спать.
А потом появился один из его племени, и той жизни настал конец.
Мать наконец отвернулась и зарылась лицом в ее шаль. Пока она плакала, Маргрет смотрела поверх ее плеча на человека напротив. Все может закончиться прямо здесь и сейчас, и тогда все ее усилия, потраченные за год, пойдут прахом.
— Прошу вас, не забирайте ее.
Только одно ей оставалось: молить этого незнакомца о милосердии. Быть может, в нем пробудится жалость. Быть может, из этого мира исчезла еще не вся доброта.
Он поднес фонарь вплотную к ее лицу. Теперь уже она была ослеплена, едва различая его глаза за пятном света.
Наступила тишина; Маргрет чувствовала, как охотник безмолвно изучает ее лицо испытующим взглядом, заставляя их обоих — ее и страдальчески трясущуюся мать — мучиться в ожидании его приговора. Ей отчаянно захотелось завыть, как только что выла мать, понося мир, как несправедливое, неподвластное пониманию место.
Но она сдержалась.
— Лучше заберите ее домой, — ответил он наконец удивительно мягким голосом.