— Изволь отзываться о ней с уважением!
— Но когда вы начнете уважать меня? Я едва не лишился всего — и только потому, что вы забросили все дела из-за какой-то крепостной актерки!
— Оставь Анну в покое! Она ни в чем не виновата! Это ты опозорил фамилию Корфов, вызвав на дуэль престолонаследника. Наследника российского престола!!! Я на войне жизнью рисковал во имя государя! А ты задумал лишить жизни будущего императора!.. Володя, а где твой мундир?
— Я польщен, что вы, наконец, обратили на меня внимание, отец. Цена моей свободы — разжалование.
— Позор, Боже, какой позор… — барон снова почувствовал тяжесть в сердце.
— Я уже заплатил сполна за свой опрометчивый поступок, отец.
— Ты опозорил наше имя. Ты недостоин фамилии Корфов. И наследства недостоин…
— Что это значит, отец?
— Завтра же я позабочусь о том, чтобы Анне не пришлось беспокоиться о своем будущем, когда меня не станет.
— Не хотите ли вы сказать?..
— Я все завещаю Анне — вот мое решение.
И снился Полине чудесный сон.
— Есть не хочу, спать не могу, — в один голос стенали здоровенные Никита и Григорий, отказываясь от Варвариных разносолов.
— Бедные вы мои! — причитала над ними безутешная Варвара. — Все о ней горюете, соколики?! И у меня сердце не на месте. Как она там, в Петербурге, талантливая наша!
— Ей ни одна актриса в России в подметки не годится, — плакал от умиления Никита.
— Да что там, в России — во всем мире, — вторил ему Григорий.
— На всем белом свете, — утиралась передником Варвара.
— Хотя бы одним глазком увидать, как она играет роль Джульетты в Александрийском Императорском, — изводил себя Никита.
— Что ей теперь до нас — она такая знаменитая стала! — убивался Григорий.
— А не обо мне ли вы сейчас говорили? — сердечным тоном спросила Полина, бабочкой впархивая на кухню и повсюду распространяя аромат дорогих заграничных духов. — Никогда буду слишком знаменитой для вас, мои дорогие!
— Полина! Полечка! — загомонили разом мужики.
— Милая ты наша, — бросилась к ней на шею Варвара. — Ну, как там, в Петербурге? Я страсть, как люблю про балы слушать! Что князь Оболенский?
— Репетирует, и я ему условие поставила — откажусь от роли, если он перед премьерой не даст мне повидаться с друзьями.
— Родная ты наша! — снова заныли на пару Никита с Григорием.
— Солнышко мое! — расплылась в улыбке Варвара.
— Поленька! Когда же ты приехала? — на кухню медленно вплыл Карл Модестович и упал перед Полиной на колени. — Я скучал по тебе! Как столица?
— Петербург на том же месте. Император был на моем спектакле вчера вечером. Думаю, он хочет сделать меня своей любовницей.
— Батюшки Святы! — всплеснула руками Варвара, а Никита с Григорием так и просто рты поразевали.
— Глупый я, глупый! — схватился за голову управляющий. — Как я мог отпустить тебя от себя!
— А вы, Карл Модестович, как вижу, все по чужим углам скитаетесь. Так и не купили себе имение в Курляндии? — заботливо поинтересовалась Полина.
— Без тебя у меня ничего не получается, Поленька! Я — ничтожество без тебя, — рыдал Модестович, обнимая и целуя ее ноги.
— Кстати о ничтожествах, — вспомнила Полина. — Где Анна?
— Здесь я! — выскочила из-за печки замарашка Анна.
— Опять грязищу развела, тупица. Быстро убирай! — принялась ругать ее Варвара.
— Фуй, какая же она неопрятная, — брезгливо поморщился Модестович.
— А уж ленивая! — поддержал его Григорий.
— Не зря ее барин розгами стегает за плохую уборку, — закивал Никита.
— Что же вы так на бедную девочку накинулись? — участливым тоном остановила их Полина. — Не виновата она, что такой уродилась. А скажите — не она ли за меня в театре у барона играет?
— Уж лучше всю ночь кошачьи вопли слушать, чем ее пение, — отмахнулся Григорий.
— Да на ее выступление зрители все тухлые яйца извели, когда она стихотворение Жуковского читала, — пожаловался Никита.
— А разве не хотел барон освободить ее?
— У барина теперь один свет в окошке — ты, Полинушка, — улыбнулась Варвара. — О тебе все думки и стремления.
— Ах, — запечалилась убогая Анна, — никогда мне такой талантливой, как вы, не бывать!
— Запачкаешь, платье-то дорогое запачкаешь! — вскричала Варвара, видя, как растопили Анькины слезы сердобольную красавицу Полину, и она подошла к несчастной, чтобы ее пожалеть.
— Анна возьми, — протянула Полина Анне от щедрот своих одну ассигнацию. — Купи себе, что понравится.
— Благодетельница! — Анна кинулась руки ей целовать.
— Ангел! — умилились Варвара, Модестович да Никита с Григорием.
— Такова судьба, — многозначительным тоном изрекла Полина. — Кому-то всю жизнь суждено кухонные столы драить. И лишь избранные могут быть богатыми и знаменитыми…
— Полина, проснись, проснись, говорю, — раздался над ее ухом надтреснутый, глубокий женский голос.
— А?! Что?! — вскочила Полина с кровати, еще не в силах оторваться от волшебного видения.
— Если звала, то быстро говори — зачем, а то я тебя все добудиться не могла. Сон, что ли, больно сладкий?
— Сычиха! — обрадовалась Полина, наконец, разглядев ночную гостью. — А я тебя все ждала, ждала, да, видать, и заснула. А тебя никто не видел?
— Если и видели — молчать будут, боятся меня — вдруг сглаз да порчу наведу.
— А можешь? Настоящую?
— Заплати и увидишь.
— Об этом не беспокойся. Есть у меня враг, терзает, хуже зверя. Нет сил терпеть.
— Знаю, знаю твою беду, можешь имени не называть.
— Откуда знаешь?
— Прожила я на свете долго, людей насквозь вижу. А беда твоя обычная. Зависть тебя терзает. Чувство это черное, сожрет тебя…
— Не про меня разговор, — перебила ее Полина. — Сделай так, чтобы она маялась, как я маюсь. Чтобы она в сто раз сильнее моего страдала! Мне нужно сильное средство! Очень сильное!
— Эка, тебя распирает, — нахмурилась Сычиха. — А знаешь ли ты, девица, что сильное средство может и в могилу свести?
— Об этом и прошу тебя, бестолковщина! — взвилась Полина. — А я уж в обиде не оставлю! Заплачу, сколько скажешь!
— Нет, на смертельное заклятие ты меня не уговоришь. Поищи кого другого. Да и не пристало мне на старости лет под судом ходить!
— Тогда проваливай отсюда, ведьма старая! Нечего людям голову морочить! Всем расскажу, что ты никчемная колдунья!
— Да кто тебе поверит?
— Поверят, когда сама все сделаю! Когда сама порчу наведу!
— Ну, ну, девица, в добрый путь! В добрый путь, красавица! — рассмеялась Сычиха и исчезла, словно просто растворилась в воздухе.
