На лице капитана появилась сухая улыбка, и он снова обратил свое внимание на Люсьена.
— Вы получили кусок свинца прямо под нижнее ребро, — мрачно проговорил он. — Хирург сейчас занят с другим раненым, но скоро он займется вами.
Ах вот оно что, теперь понятно. Они на нижней палубе корабля. Крики, которые слышны отовсюду, запах крови и смерти — это не кошмар, это на самом деле.
— Как себя чувствует лорд Брукхэмптон?
— Отдыхает. У него плохая рана на голове, но он соображает все лучше и лучше. И, похоже, отчаянно хочет вернуться в Англию.
— Не может дождаться, когда вернется к Нериссе, — пояснил Гаррет.
Люсьен улыбнулся. Эва, Чарлз, Гаррет, Эндрю и, да, даже Перри в целости и сохранности… Значит, в его мире все хорошо. Он снова повернул голову и посмотрел в мутно-серые глаза капитана.
— Между нами нет ничего плохого, Лорд, а?
— Ничего, — снова улыбнулся капитан. — Но это был последний раз, когда я позволил герцогу подняться на мой корабль. Скорее я подам в отставку.
Люсьен засмеялся, но боль была слишком сильна. Он закрыл глаза и приказал телу расслабиться. Он снова в кругу семьи, чувствует их любовь, тревогу о нем. Его переполняла благодарность за это счастье. Но самым ценным для него было присутствие Эвы, которая стояла у изголовья и гладила его по голове, ободряюще положив другую руку ему на плечо.
Эва. Его герцогиня.
Его любовь.
— Вот и хирург, — сказала она.
Люсьен слабо улыбнулся. Ему было больно двигаться. Даже дышать.
Он почувствовал, как кто-то срезает с него остатки рубашки. Как уверенные руки ощупывают, надавливают. Как пальцы притрагиваются к ребрам, передвигаются ниже, надавливают там. Он задохнулся от вспыхнувшей боли, в голове помутилось.
— Принесите ему коньяку, — произнес хриплый голос. — Да побольше.
Люсьен прерывисто дышал, стараясь набрать в грудь больше воздуха и смягчить пронзившую тело боль.
— Мне нужна моя жена, а не коньяк.
— А мне нужно, чтобы вы лежали совершенно неподвижно, пока я вас буду резать. Всего одно движение, даже малейшее, может стоить вам легкого или жизни вообще.
— Я не буду шевелиться.
— Он не будет шевелиться, — повторили за ним братья, которые хорошо знали его.
Хирург лишь поднял брови. Гаррет, Эндрю и Чарлз подошли поближе. Эва стояла в изголовье, рука по-прежнему покоилась на плече Люсьена, ее лицо было так близко к нему, что до него можно было дотронуться. Люсьену очень хотелось сделать это, но он пообещал, что не шелохнется, так и будет. Вместо этого он посмотрел в ее зеленые глаза, на длинные ресницы, под которыми затаилась тревога, скрыть которую она была не в силах. Он сосредоточил взгляд на ее губах — она закусила нижнюю губу, наблюдая за приготовлениями хирурга к операции. На матовой белизне кожи, на чистоте линий лица, на…
— Я не могу работать, когда вы дергаетесь, ваша светлость, — сказал врач; убирая скальпель.
— Я неподвижен. Я даже не дышу, — проговорил Люсьен, однако он почувствовал, как капли пота стекают у него со лба, и понял, что не в состоянии сдержать слово.
Хирург отодвинулся от стола и покачал головой.
— Я не могу сделать это. Риск слишком велик.
Все молча посмотрели друг на друга в поисках решения. Хирург собрался уже перейти к другому пациенту. Люсьен снова попытался вздохнуть, но почувствовал обжигающую боль в том месте, где засела пуля. Должен быть способ удалить ее. Должен быть.
И тогда он ощутил, что рука Эвы гладит его по голове, по щеке.
Он молча потянулся и взял ее ладонь в руки. Его рука настойчиво требовала ее внимания. Он взглянул в ее прекрасные глаза. Она встретила его взгляд, пытаясь понять, чего он хочет. Тогда Люсьен прикоснулся ее ладонью к своей шее, удерживая ее на месте и слегка надавив на нее. Их взгляды скрестились.
И тогда она улыбнулась.
Она все поняла.
— Доктор? — окликнула она хирурга, когда тот уже уходил.
Хирург, нахмурившись, остановился.
— Он не доставит вам хлопот, — заверила она врача. — Только дайте ему минуту.
— Хорошо, одну минуту.
— И вы дайте ему минуту побыть одному, — обратилась она к взволнованным людям вокруг стола.
Люсьен увидел, что братья, обменявшись озадаченными взглядами, насупились и тоже неохотно отошли от стола.
— На какой умной девочке я женился, — выдохнул он, пока она со знанием дела отыскивала пальцами нужную точку у него на шее. Он попытался поймать глазами ее взгляд. — Я люблю тебя, Эва. Я люблю тебя с той самой минуты, когда впервые увидел.
— А знаешь что, мой любимый Блэкхит?
— Что, дорогая?
— Я тоже люблю тебя.
Он припал щекой к ее запястью. Нежно поцеловал ей руку.
— Ты готов, любовь моя?
— Да, — ответил он и повернул голову так, чтобы видеть ее. — Примени свое волшебство, дорогая, и как следует. Я ведь сказал, что не пошевелюсь.
— Ты не пошевелишься, — заверила она.
Он взглянул в ее прекрасные и загадочные глаза, желая как можно дольше удержать перед собой ее образ. Он уже ощущал ее пальцы у себя на шее, как они любовно перемещаются к нужному месту, за которым не было боли, не было ничего. Сейчас он отправится в небытие. Сейчас хирург будет кромсать его плоть, пробираясь под ребро, а он даже не пошевелится.
Его стала окутывать темнота. Он не сопротивлялся. Люсьен вздохнул и отдался этой темноте, расслабившись под ее умелыми пальцами, падая в глубины небытия Его пальцы вздрогнули раз, другой, и он затих словно мертвый под руками своей герцогини.
Эва, подняв голову, встретила взгляд врача.
— Его светлость готов, — сказала она.
Скальпель вошел в его тело. И Люсьен, верный своему слову, даже не шелохнулся.
Вечером того же дня потрепанный в бою «Арундел» вместе с «Мэджиком», пристроившимся у него за кормой, протиснулся между разнокалиберными судами и бросил якорь у мыса Спитхед.
Солнце склонилось к западу, прочертив на воде пылающую дорожку, казалось, до самой Америки. Эва стояла у борта, прислонившись щекой к плечу Люсьена.
— Даю пенни, чтобы узнать твои мысли, — сказал он, заметив на ее лице отсутствующий взгляд и застывшую улыбку.
— Я как раз думала об Америке… и о том, что мы оба в конечном счете хотели для нее одного и того же, но были слишком упрямы, чтобы это понять.
— Мира?
— Да. Я желала этого в течение всей войны, надеясь, что вмешательство Франции быстро положит ей конец. Ты же хотел добиться этого дипломатическим путем, надеясь, что переговоры и учет требований моей страны удовлетворят ее стремление к свободе. Мне остается лишь сожалеть, что я не поняла этого.
— Будь такая возможность, ты хотела бы, чтобы все вернулось назад, Эва?
