— Не помню, чтобы я просила об аудиенции. Однако скажи мне: что означает этот звон? — спросила Фьора. — У меня от него заложило уши.
— Не только у тебя. Сегодня благородная княгиня Риарио родила девочку, которую назвали Бьянка. Святой отец просто счастлив, поэтому в городе праздник. Но радоваться, собственно, нечему, — проговорил нубиец и с важностью покачал головой, увенчанной белым тюрбаном. — Дочь! И столько шуму из-за девочки! Но давай поговорим о тебе. Знаешь, ты неважно выглядишь!
— В этом нет ничего странного! Меня ранили, и я еще плохо себя чувствую… К тому же мне нечем лечиться!
— Доминго о тебе позаботится! А пока давай снимем эти черные тряпки, из-за которых ты похожа на какое-то противное насекомое!
Фьора не стала противиться и позволила себя раздеть. Фьора уже не видела в нем мужчину, а впрочем, он им уже давно и не был. Рана слегка воспалилась. Доминго промыл ее спиртом, от которого так жгло, что на глазах молодой женщины выступили слезы, а затем наложил сверху чистую повязку. Сделав это, Доминго оставил ее за туалетным столиком, а сам пошел принести завтрак. Прежде чем выйти, он положил на сундук, стоящий у входа, красивое вышитое нижнее белье, тонкие чулки, платье из зеленого бархата, тоже вышитое шелком, белоснежные нижние юбки и изящные туфли. Широкая накидка из такого же бархата и позолоченная сетка для волос довершали этот туалет, который с огромным удовольствием надела бы на себя самая избалованная женщина, но Фьора лишь мельком взглянула на все это.
С каким удовольствием она оказалась бы в простой мужской одежде и отправилась бы по дороге, ведущей во Флоренцию!
Однако она почувствовала себя намного лучше, когда, полностью одетая и тщательно причесанная, села за роскошный стол, который сервировал для нее Доминго. Так всегда было в самые трудные для нее моменты жизни: у нее появлялся зверский аппетит. Она знала, с каким противником ей предстоит сегодня столкнуться, поэтому надо было набираться сил.
Вопреки ее ожиданиям церемониймейстер Патризи провел ее не в тот зал, где она в первый раз была принята папой, а в библиотеку. Сикст IV сидел в кресле и читал через увеличительное стекло книгу, написанную по-гречески, которая лежала перед ним на подставке, и водил по строчкам тонкой золотой палочкой. Он не прервал чтения, когда Патризи ввел Фьору, она прошла почти через весь зал и остановилась рядом с подушками, лежащими у подножия папского кресла, на которые ей предстояло склонить колени, как этого требовала церемония приема. Неожиданно Сикст IV стал читать в полный голос:
— «Бороться с испытаниями, посланными богами, означает доказывать свою храбрость, но одновременно и глупость: никому не удастся избежать наказания, которое послано свыше…»
После этого он взглянул на молодую женщину и спросил, будто они расстались накануне или несколько часов назад:
— Что вы можете сказать об этом тексте? Не правда ли, он великолепен?
— Если так говорит ваше святейшество, стало быть, так оно и есть. Лично мне не слишком нравится Еврипид, а меньше всего его «Разгневанный Геракл». Я предпочитаю ему Эсхила:
«Печальна судьба человека: счастье похоже на легкую тень: приходит горе — несколько касаний мокрой губки, и его судьба решена…» Уже многие годы линии моей жизни перепутались, а прочертить новые я не в состоянии.
Удивление папы было совершенно неподдельным. Отложив увеличительное стекло, он с нескрываемым восхищением посмотрел на молодую женщину.
— Вы читали древнегреческих авторов?
— Так же, как и латинских, ваше святейшество. Это входит в образование благородных флорентийских женщин. К тому же мой отец был высокообразованным человеком и знал толк в книгах. Его собрание книг было почти таким же обширным, как… знаменитая коллекция книг Медичи.
— В самом деле? И… где же они сейчас? — Глаза Сикста IV алчно блеснули.
— Что происходит с сокровищами после того, как дворец грабят, а затем устраивают пожар?
— Это действительно жаль… Да, очень жаль! И вы так и не узнали…
Этого Фьора уже не могла вынести. Она пришла сюда не для того, чтобы обсуждать литературные тонкости, но сам тон, который задал папа, казался ей верхом лицемерия. Она вскочила:
— Куда они делись? Об этом надо бы спросить у Иеронимы Пацци, простите, у госпожи Босколи, у той, которая из желания овладеть нашим состоянием не остановилась перед убийством моего отца и до сих пор преследует меня своей ненавистью!
— Осторожно, дочь моя, берегитесь поспешных суждений! — строго произнес папа. — Обвинять так легко!
— Поспешные суждения? — с негодованием переспросила Фьора. — Спросите любого человека, и он вам скажет то же самое! И именно ей вы хотите отдать меня, связанную по рукам и ногам! Заставляя меня выйти замуж за это чудовище, которое она называла своим сыном, она теперь хочет выдать меня за своего племянника, за такого же негодяя, если то, что я слышала о нем, правда… Меня, которая входит в окружение короля Франции!
— Но ведь вы согласились на этот брак, или меня ввели в заблуждение?
— Да, потому что не могла видеть, как убивают одного храброго человека, который близок мне и приехал сюда, чтобы хоть что-то узнать о моей судьбе! И эти мерзости совершаются с вашего согласия! Вы наследник апостола, наместник самого бога!
Она ожидала ответного взрыва гнева, но Сикст оставался спокойным.
— Подойдите ближе и сядьте. Я позвал вас сюда для того, чтобы мы смогли поговорить без свидетелей. Делайте то, что я вам велел! Сядьте!
Она послушалась и села рядом с папой, осененная висящим над его головой балдахином.
— Мое отношение, возможно, удивляет вас, — продолжал он. — Но сегодня я невероятно счастлив из-за того, что господь благословил брачный союз моего племянника. Наверное, по этой причине я сегодня склонен к определенной снисходительности к людям, хотя уже довольно длительное время вы будите мой гнев… Нам пришлось затратить немало трудов, чтобы вы снова оказались здесь… но за прошедшее время я много думал…
— Неужели вы отказались от мысли разделаться» со мной? — недоверчиво спросила Фьора.
— Какая нелепость! Неужели вы бы оказались в этой комнате, если бы так и было? Я могу сказать вам вот что: ваш брак с Карло очень важен для моей будущей политики. Это нужно для моих целей, а не для того, чтобы угодить донне Иерониме! А она испытает даже некоторое разочарование, потому что все пойдет не совсем так, как ей бы хотелось.
— Как ей хотелось бы? Но я могу предсказать вашему святейшеству, что будет со мной в тот самый момент, когда я войду в ее дом: со мною случится несчастье!
