– А почему ты спрашиваешь? – удивилась герцогиня.
– Мне бы хотелось увидеть того святого отшельника в часовне Святого Майлона, которого так хвалят во всей округе. Скоро Великий пост, и я подумала, что он может посоветовать мне какой-то духовный труд.
Герцогиня бросила на нее проницательный взгляд:
– Ты имеешь в виду Тиарнана?
– Другие тоже его хвалили, – ответила Мари с улыбкой, – но... да, наверное, это его мнение я уважаю больше остальных.
– Ну конечно, ты можешь поехать и повидать его! – заявила Авуаз. – Хоэл, милый! Мари хочет поехать и встретиться с отшельником из Святого Майлона. Дай ей сопровождающих, любимый!
– Тьер! – сказал герцог. – Проводи леди Мари к часовне Святого Майлона и привези ее обратно в Ренн этим же вечером.
– С удовольствием! – отозвался Тьер, широко улыбаясь.
Он сжал каблуками бока своего коня, заставив его затанцевать рядом с кобылой Мари. Сам он низко поклонился в седле.
– И не забывай, что ты больше за мной не ухаживаешь! – поспешно сказала ему Мари.
– Милая дама, – запротестовал он, целуя ее руку, – какое великопостное и скучное заявление!
Жюдикель услышал топот копыт, когда стоял на коленях пред алтарем. Он встал и повернулся как раз в тот момент, когда в часовню вошли двое. Мужчина был с мечом и шпорами рыцаря и хорошо одет – в красную куртку и подбитый мехом плащ. На женщине было простое серо-голубое платье, но из хорошей ткани, и плащ у нее тоже был богатый и под-битый мехом. Жюдикель решил, что оба они из знати. Женщина хочет исповедаться перед Великим постом, а мужчина ее сопровождает. Он мысленно вздохнул, ощущая себя на редкость неспособным кому-то что-то советовать. А с набожными молодыми особами всегда трудно разговаривать.
– Да пребудет с вами Бог, – проговорил он неохотно. – Я местный священник. Я могу вам чем-то служить?
– Да пребудет с вами Христос, святой отец, – отозвалась женщина, перекрестившись. – Простите, что прервала ваши молитвы. Я слышала о том, какую святую жизнь вы здесь ведете, и хотела попросить вашего совета перед этими неделями покаяния. У вас есть время, чтобы со мной поговорить?
– Мое время ничего не стоит, – сказал он, – но мой совет не будет для вас полезнее, чем совет вашего приходского священника.
– Но я была бы рада его получить, если вы согласитесь его дать, – заявила незнакомка.
Жюдикель снова вздохнул – на этот раз глубоко – и сделал приглашающий жест в сторону камыша, настеленного перед алтарем. Мужчина удовлетворенно кивнул и кончиками пальцев дотронулся до плеча женщины.
– Я присмотрю за лошадьми и буду ждать на улице, – сказал он ей. – Позови, если я тебе понадоблюсь.
Он вежливо кивнул священнику и вышел.
Женщина подошла к алтарю и встала на колени. Мгновение она молча смотрела на Жюдикеля – и его раздражение, вызванное ее появлением, исчезло. У нее оказалось милое, умное лицо с высоким лбом и прямым взглядом серых глаз, а держалась она спокойно, но твердо. От нее можно не ждать истеричной набожности. Он опустился на колени напротив нее.
– Да пребудет с тобой Христос, – снова сказал он. – Чем я могу тебе помочь?
Мари хотелось поговорить с Жюдикелем потому, что он знал Тиарнана. Но, оказавшись с ним лицом к лицу, она осознала, что на самом деле пытается выведать тайну исповеди. С Тиарнаном ее не связывали никакие узы, которые оправдывали бы такой интерес: она не была ему ни сестрой, ни возлюбленной. Суровое аскетическое лицо Жюдикеля и его проницательные темные глаза не приглашали откровенничать. Конечно же, он просто укорит ее за неуместное любопытство и прогонит! Однако ей по-прежнему мучительно хотелось услышать, что Элин была не права. Именно любовь к Тиарнану помогла Мари отпустить призрак матери и освободиться. А если Тиарнан не заслуживал любви, то где же тогда ее собственная свобода?
Она, молча стояла на коленях в течение долгой минуты, пытаясь найти способ объяснить, почему ей необходимо знать правду, и задать вопрос так, чтобы ответ не требовал нарушения тайны.
– Я слышала о вас от лорда Тиарнана Таленсакского, – сказала она наконец, – человека, которому я многим обязана. Меня зовут Мари, Мари Пантьевр Шаландрийская. Тиарнан спас меня от разбойников – наверное, вы слышали об этом.
Имя Тиарнана заставило сердце Жюдикеля дрогнуть. Волк не приходил к нему в хижину уже несколько недель, и он прекрасно знал, как неумолимо его преследует Ален. Он молился за своего приемного сына, испытывая все более сильный страх.
– Он сам мне об этом рассказал, – проговорил Жюдикель как мог спокойно. – Я был его исповедником.
– Я об этом слышала. Что мне хотелось... не знаю, как мне это сказать.
– Ты можешь не опасаться сказать что-то неосторожное, – успокоил ее Жюдикель. – В свое время я слышал немало таких слов и никогда их не повторял, говорились ли они во время исповеди или нет.
– Спасибо, – отозвалась Мари, нервно улыбаясь. – Хорошо. Я... что-то чувствовала к Тиарнану.
При этом признании она покраснела и поспешно опустила глаза. Ей было очень трудно открывать свое сердце перед этим человеком, зная, что он может ее осудить. Но у нее не было другого выхода, если она надеется услышать от него то, что ей так хочется узнать.
– Между нами не было ничего бесчестного, и я не думаю, что он даже заметил, что я чувствую. Но для меня это значило очень много.
Жюдикель смотрел на нее с удивлением. Она стояла на коленях почти неподвижно. Широкий серый плащ складками падал с прямых плеч, голова в простой белой повязке была опущена. Ее щеки пылали от смущения. Было видно, что ей нелегко далось это признание. Даже на первый взгляд было видно, что она не из тех женщин, кто легкодарит свою любовь. Знал ли Тиарнан о том, что она в него влюблена? Он никогда не упоминал об этом, да и о ней самой почти не упоминал. Теперь Жюдикель вспомнил о ней кое-что: ее насильно увезли из монастыря, и она пыталась туда вернуться, когда Тиарнан ее спас. Она решительно отказалась выйти замуж по приказу герцога, уважая клятву верности, которую ее отец принес Нормандии. Ясно, что эта женщина с характером. .
– Продолжай, – попросил он, уже заинтересовавшись ее признанием.
– Когда Тиарнан исчез, – сказала Мари, – его вдова приехала в Плоэрмель, где я состояла при герцогине Авуаз. Мы делили постель, и когда я попыталась выразить ей соболезнование в ее утрате, она сказала мне – мы были одни, и нас никто не слышал, – что мне не надо сожалеть, что ее муж скрывал страшную тайну и она счастлива избавиться от него. Она сказала, – Мари с гневом заставила себя произнести эти слова, – что он был худшим чудовищем, чем тот разбойник, от которого он меня спас. Я бы не стала сейчас повторять ее слова, если бы они с тех пор не терзали меня постоянно. Я понимаю, святой отец, что никогда не имела никаких прав на Тиарнана. Но… я испытывала к нему то, чего не испытывала ни к одному другому мужчине, и способность на такое чувство освободила меня от страхов, которые давно меня преследовали. Если он был чудовищем и все мои чувства основывались на невежественных грезах, тогда я по-прежнему в тюрьме. То, в чем Тиарнан мог исповедоваться вам под печатью таинства, свято. Я не прошу, чтобы вы мне об этом рассказывали. Но меня очень утешило бы, если бы вы просто могли ответить: у его жены действительно была причина его ненавидеть? Я клянусь Богом и моей бессмертной душой, что, если вы скажете мне об этом, я никому этого не повторю. Мне хотелось бы это узнать только для моего собственного спокойствия.
