— Плевать на мою репутацию! — засмеялась Джульетта. — Господи милостивый, как мне будет не хватать тебя…
— Но я никуда не собираюсь уходить, мадам. Ты так просто от меня не отделаешься.
Когда она собралась с силами и подняла лицо, Вариан заметил то же напряженное выражение, что и пять минут назад. Он никогда не заблуждался относительно того, будто уже научился читать ее мысли или разгадывать ее секреты, но сейчас у него возникло дурное предчувствие, очень сильное, и его охватила паника.
Это чувство усилилось, когда Джульетта отвела взгляд и вырвалась из его объятий, отскочив почти к двери, ведущей на галерею.
— Помнишь капитана Роберта Брокмана, с которым ты встретился вчера? Высокий седовласый англичанин с повязкой на одном глазу…
Вариан утвердительно кивнул. Джульетта перевела дыхание и продолжила:
— Его корабль «Штурм» — один из самых быстроходных на Карибах. Он уже ходил в Англию меньше чем за сорок дней. Одна из причин такой быстроходности его корабля заключается в том, что у него на борту всего восемь тяжелых орудий, и… и он согласился, чтобы его лучше использовали для рейсов в Англию, когда нужно добраться туда как можно скорее. Отец полагает, что короля необходимо по крайней мере известить о происходящем здесь. Если нам каким-нибудь чудом удастся задержать или рассеять испанскую флотилию, это может дать адмиралтейству в Лондоне достаточно времени, чтобы спустить корабли на воду и перехватить испанские корабли, прежде чем они доберутся до Гибралтарского пролива.
А так как ты поднял такой шум по поводу доверия, оказанного тебе королем и его советом, то естественно, что именно тебе придется доставить домой наше послание.
Вариан смотрел на нее, не произнося ни слова в ответ.
Джульетте пришлось обратиться к его разуму.
— Никто на самом деле и не ожидал от тебя участия в сражениях с испанцами вместе с нами. — Она подняла руку, предупреждая его возражения. — И прежде чем ты начнешь оправдываться, напомню, что годы службы в королевской пехоте здесь ничего не дадут. Маленькие игрушечные солдатики в красном, марширующие ровными рядами и ждущие от своих врагов, что они будут представлять собой большие неподвижные мишени, не годятся для сражений, где пушки стреляют с расстояния в три сотни ярдов. Ты сам говорил, что чувствуешь себя здесь не в своей тарелке. Это ведь твои слова… «на поле боя, где есть артиллерия и кавалерия, я мог бы сражаться и побеждать, но на море правила совсем другие». И ты был прав. Вы уже попробовали, что это такое — бой на борту корабля, сэр. Так что должны знать, что нам важно не правила соблюсти, а выжить. Выжить именно тебе, — подчеркнула Джульетта. — Потому что чаще всего у тебя просто нет времени думать о тех, кто сражается рядом с тобой.
Ты не имеешь права на ошибку. У тебя нет времени отвлечься и подумать о другом.
— И поэтому ты отправляешь меня в Англию? Потому что я отвлекал бы тебя?
Джульетта вздохнула:
— Нет смысла спорить со мной. Решение было принято еще до того, как мы покинули Голубиный остров.
— Так. А когда же ты собиралась сказать мне об этом?
— Я только что это сделала.
У герцога нервно дернулась щека.
— И это окончательное решение? У меня нет права слова?
— Если честно, — спокойно сказала Джульетта, — у тебя его никогда и не было. Ты — герцог, британский аристократ и официальный представитель короля в Вест-Индии. Поэтому мы обязаны сохранить тебя живым, чтобы ты мог вернуться ко двору и объяснить там, почему мы ослушались королевского приказа и атаковали испанскую флотилию.
— Меня не так просто убить. Мне казалось, я доказал это прошлой ночью.
Джульетта слегка покраснела:
— Прошлой ночью мастер шпаги продемонстрировал свое искусство против хамов, которые привыкли прятаться по углам и перерезать глотки в темноте.
Его взгляд остановился на едва заметной царапине у нее на виске.
— Ты не так презрительно относилась к ним, когда они держали нож у твоего горла.
— Меня не подчинишь себе теплым телом и гладким. языком. У вас, ваша светлость, создалось впечатление, будто из-за того, что мы с вами переспали, вы имеете теперь право спорить со мной по любому поводу?
— Если я ничему другому и не научился за эти прошедшие две недели, капитан, то по крайней мере понял, что в вас кроются две совершенно разные личности: с одной я могу свободно спорить, с другой — нет.
— Похоже, что так. И сейчас вы не имеете права спорить.
— Вы превосходно сражаетесь любым оружием, Джульетта. Это потому, что вы боитесь завести друзей, слишком приблизить кого-нибудь к себе или самой приблизиться к кому-нибудь?
— Я не боюсь заводить друзей, сэр. Я боюсь их потерять.
А что касается близости… Как бы я тебя ни хотела, я все-таки в состоянии признать, какую огромную, непоправимую ошибку совершила, прикоснувшись к тебе. Мне нужно было отправить тебя в твою комнату в ту первую ночь на Голубином острове. По крайней мере тогда ты не стал бы заблуждаться относительно меня. Тебе все еще хотелось бы вернуться в свою Англию, к твоей ничего не подозревающей нареченной, которая, без сомнения, уже вышила твою монограмму на сотне наволочек за время твоего отсутствия. Возвращайся домой, к ней, Вариан. Возвращайся в свои шестьдесят пять спален, к своим мальчикам — чистильщикам обуви, к своим бескрайним зеленым полям и холмам. Там твое место.
— А что, если я не соглашусь?
На мгновение Джульетта опешила, но тут же поджала губы и распрямила плечи.
— Теперь уже все равно, согласен ты или нет. Вы отправляетесь домой, сэр. «Шторм» выходит в море сегодня на закате, с вечерним приливом. И вы будете на его борту.
Перед отплытием от Голубиного острова Натан Крисп неохотно уступил свою каюту герцогу. Это было помещение размером десять на десять футов, расположенное на нижней палубе. В каюте стояли узкая койка и стул на трех разных ногах.
Бикома разместили в крошечной каморке, примыкавшей к каюте. Там мебели вообще никакой не было, кроме гамака, подвешенного на двух балках. Дощатые переборки были такие тонкие, что слуга с визгом вывалился из гамака, когда Вариан с силой захлопнул дверь в каюту. Он мог слышать, как хозяин сердито расхаживал по каюте квартирмейстера.
Биком быстро оделся, пригладил волосы и поспешил покинуть свою каморку. Он тихо постучал в каюту хозяина.
Дверь распахнулась так резко, что маленькая деревянная шкатулка, которую нес Биком, едва не вылетела у него из рук. Одного взгляда в мрачные синие глаза было достаточно, чтобы слуга понял, что хозяин в необычайно дурном настроении. Вариан выругался и снова принялся расхаживать по каюте, не обращая внимания на стоявшего в дверях слугу.