Он так устал, что просто свалился на траву, сердце учащенно билось. Некоторое время он лежал, обливаясь потом, пока острая боль от ран не притупилась. Затем он развязал свой рюкзак, достал бинокль и подался вперед.
«Мучтара»!
У него сжалось сердце от вида жалкого строения. Все левое крыло когда-то роскошного жилища рухнуло, образовав зияющую дыру. Центральная часть здания сохранилась в том виде, как он его запомнил. За исключением того, что на двух колоннах исчезли башенки. Но внутри здания горел свет, а на безупречно ухоженном когда-то дворе стояли несколько грузовиков. Свет наступающего утра осветил округу, превратив тени в людей.
Арманд насчитал шестерых, на плечах они держали ружья, а у одного кроме ружья был еще скрученный в кольцо кнут. Откуда-то доносились грубые окрики и приказания, звучали угрюмые ответы, долетали запахи приготавливаемой пищи. Он глотнул еще воды, натянул капюшон на голову и стал ждать.
Первому показавшемуся ребенку было не больше семи или восьми лет – бледный, худенький мальчик с ободранными коленками и локтями. Его волоком вытащили из дома и бросили в крытый кузов грузовика. Затем быстро последовали другие дети – четверо мальчиков и шестеро девочек. Девочки были старше, лет тринадцати – восемнадцати, их лица выражали тихий ужас и беспомощность. Арманд до крови прикусил губу. Его правая рука бессознательно потянулась в карман, сжала рукоятку пистолета.
Безумство! Ему не подойти на расстояние десяти футов от них, его тут же пристрелят.
Он наставил бинокль на мужчин, которые входили и выходили из основного здания. У всех незнакомые лица, но он постарался запечатлеть в памяти каждого человека. Час расплаты придет, думал он, наблюдая, как они садятся в грузовик.
Когда последний мужчина подошел к грузовику и впрыгнул на водительское место, Арманд опустил бинокль. Но тут раздался крик. Из дома показался еще один мужчина, который кричал и махал рукой. К нему мгновенно подскочили охранники, вытянулись по стойке «смирно», слушая его приказ.
Арманд прижал резиновые кружочки окуляров к своим глазам. Это, должно быть, важная птица, кто-то, кто командовал этими головорезами. Но его лицо загородили двое бандитов. Арманд даже выругался, проклиная, что они не двигаются. Когда они отошли, он остолбенел.
В середине двора стоял новый хозяин «Мучтары» Майкл Саиди.
В Ливане наступал летний сезон. Слухи, ходившие в Бейруте, предсказывали, что он станет одним из самых оживленных и доходных за многие годы. В порт предполагало зайти рекордное количество круизных судов, в гостиницах места были зарезервированы до сентября, а авиалинии принимали на двадцать процентов больше заказов на свои линии. Казалось, что в Бейрут решил приехать весь мир, а те, кто хотели понять причину этого, взирали на одного человека: на Катю Мейзер. Если гласность, даже самая скверная, стала своего рода благословением, то ее растущая известность превратила газетные статьи в серебро и злато.
Рисунок и производство игральных карт относились к наиболее тщательно охраняемым секретам в мире казино. В Европе только одна компания, непритязательно называвшаяся «Беллам новелтиз», практически монополизировала снабжение картами европейских игровых домов. Она поставляла также визитные карточки, фишки и другие причиндалы для «Казино де Парадиз» с тех пор, как Аристид Фремонт раскрыл двери этого заведения.
«Беллам новелтиз» находилась в лондонском районе Саутварк и располагалась в старом фабричном здании на Темзе. По внешнему виду это строение не отличалось от сотен других обветшавших зданий из кирпича и камня, выстроившихся вдоль набережной. Однако внутри открывалась совершенно другая картина. Помещения обшили досками, кирпичи столетней давности очистили песком и укрепили. Все окна соединили с центральной системой охраны, двери укрепили стальными листами. Компания наняла своих собственных охранников, которые охраняли территорию от сумерек до зари. Тщательно проверялись все сотрудники, вплоть до последней уборщицы.
Производство на «Беллам новелтиз» предполагало введение особенно строгих мер безопасности. Больше ста лет здесь выпускали игральные карты, предназначавшиеся для крупных дворцов азартных игр в Европе, а также для царствующих особ и куртизанок. На первый взгляд карты казались достаточно простыми: глянцевый белый фон с крупными цифрами и символами и ярко раскрашенными фигурами. Секрет успеха и репутации компании заключался в обратной стороне карт. Ее покрывали бледно-синей краской. Но даже такой легкий оттенок рисунка сбивал с толку человеческий глаз. Рисунок изображал завитки и петли, беспорядочно лепившиеся друг на друга, вроде бы хаотично и без всякой системы. Простым глазом нельзя было различить логическую структуру рисунка, поэтому рядовые люди не обращали на рубашку большого внимания. Именно в этом и заключалась цель. Фактически рисунок оборотной стороны карты создавался теми же граверами, которые разрабатывали для «Банка Англии» бумажные деньги. Пластины, которые использовались для печатания карт, охранялись так же тщательно, как сундуки на улице Треднидл. Но существовало и различие. Если на форме для печатания денег появлялась царапина, то недостаток замечали, когда печатали банкноты. Такая испорченная печатная форма немедленно уничтожалась. Или, если по какой-то причине этот недостаток просмотрели, банкноты становились коллекционной редкостью и тем самым быстро изымались из обращения. Недостаток на форме, предназначенной для игральных карт, мог оказаться гибельным. Как и у других производителей карт, в компании «Беллам новелтиз» были свои контролеры, которые изучали отпечатанные карты с тщательностью ювелиров, рассматривающих бриллианты. Если они обнаруживали малейшее отклонение, то подлежал уничтожению весь тираж за исключением нескольких колод, оставлявшихся в качестве вещественных доказательств и образцов. Внутренний контроль осуществлялся безжалостно. Интересовал ответ только на один вопрос: произошла ли случайная ошибка или гравер преднамеренно пометил пластину с тем, чтобы сообщники могли «прочесть» определенные карты, зная, где надо искать «ключ»?
Оставался только один способ смошенничать при такой системе – если бы сумели снюхаться с контролером. Все сто семнадцать лет своего существования компания «Беллам новелтиз» особенно остерегалась такого сговора. Работников таких специальностей она подвергала еще более придирчивой проверке. Сотрудники внутренней охраны следили за этими людьми во время работы, нанятые сыщики не выпускали их из вида, когда они находились за стенами предприятия. Граверы и контролеры знали об этом и не усложняли свою жизнь, старались не пересекаться. Охранникам тоже было известно, что их «подопечные» знают, что за ними следят. Это превратилось в джентльменскую игру, когда обе стороны понимали правила, соглашались с условиями игры и делали свое дело, не упоминая обо всем этом ни словом. Но была и другая сторона в этой игре. Как случается почти всегда, охранники первыми теряли бдительность.
Генри Дусту исполнилось семьдесят шесть лет. У него сохранились клочки седых волос на пятнистой лысине, а спина ссутулилась оттого, что он многие годы согнувшись корпел над граверным столом. Двое его сыновей были убиты четверть столетия назад в Дюнкерке, а жена, которая так и не смогла примириться с их потерей, оказалась в лечебнице для душевнобольных в Ланкашире. Ежемесячно компания автоматически высылала половину зарплаты Дуста в лечебницу. Ему мало что требовалось, оставшегося жалованья вполне хватало.
Но дело заключается в том, что Дусту хотелось большего. Он проработал на «Беллам новелтиз» всю сознательную жизнь. Среди мастеров-граверов он превратился в легендарную личность. Для хозяина он слыл образцовым работником, внимательным, надежным, с умелыми руками и хорошим зрением. Все восхищались им за то, как он переносил трагедии, преподнесенные ему жизнью. Ни одна живая душа не подозревала, что Генри Дуст, который не раз видел в изножье своей кровати смерть с косой, больше самой этой смерти боялся одной вещи: что на всем белом свете никто о нем не вспомнит уже через пять минут. Дуст страстно желал хоть немного прославиться. Он решил оставить после себя след в мире таким способом, который он знал лучше всего.
Питер Аллен оказался в разгаре жизненного кризиса человека среднего возраста. Он женился не по чину на женщине, чьи родичи владели землей в Кенте, и они никогда не упускали случая напомнить ему об этом. После пятнадцати лет супружеской жизни Аллен поднялся на последнюю ступеньку жизненного успеха. Он стал старшим контролером, и это был для него предел. Но это не совпадало с его грезами, которые включали шестидесятифутовую яхту где-нибудь в бирюзовых водах Эгейского моря, с экипажем из молодых женщин с бронзовым загаром, которые удовлетворяли бы каждую его прихоть. Всякий раз, когда в его воображении возникала такая картина, Аллен представлял себе выражение на лошадином лице своей супружницы, когда она поймет, что он навсегда бросил ее. Только эта надежда останавливала его от того, чтобы прибить ее.
