последнее время любой разговор наедине с Амиром непременно выливался в непристойную развратную сцену. Он постоянно распускал руки и говорил с ней так, будто она должна была отдаться ему. Но он не был ни ее мужем, ни женихом. И она совсем не желала становиться любовницей Амира только оттого, что он этого хотел.
Она ощущала, что ее душа стремится к Серго. Такому возвышенному, чистому и нежному. Который был невозможно романтичен и почти сразу же завоевал ее сердечко своими изысканными манерами и вежливостью. Поведение же Амира было вызывающим, властным и до невозможности дерзким. Но Софья совсем не привыкла к такому обращению. В России она тоже общалась с молодыми людьми, и они никогда не переходили определенную грань. Даже граф Бутурлин, предлагая ей стать его любовницей, вел себя галантно и смущенно.
Амир же, решив отчего-то, что она принадлежит ему, мог без предисловий нагло целовать ее, когда ему вздумается, и мучить своими дерзкими руками, настаивая на своих желаниях. Это было дико и неприемлемо, по мнению Софьи. Она чувствовала, что Серго словно успокаивает и умиротворяет ее душу. А с Георгием она постоянно оказывалась в каком-то жутком водовороте страстей, похоти, дерзости и бесчинства, которому хотела всеми силами противостоять, чувствуя, что все, что происходит между ними, гадко и неверно. Только с Амиром Софья вела себя несвойственным для нее образом. Она спорила с ним, дерзко отвечала на его наглые фразы и постоянно пыталась то вырваться из его объятий, то дать ему пощечину. Все эти перепалки и выяснение отношений выматывали ее нервы до крайности. И после этого Софья не понимала, как могла вести себя так вызывающе, ведь отчетливо помнила, что родители всегда учили ее спокойствию и сдержанности.
Софья закрыла дверь на ключ и, пролетев по комнате, упала на кровать. Именно здесь она разрыдалась. Она плакала долго и несчастно. Вновь и вновь прокручивала в голове все, что произошло. Лишь спустя полчаса она перевернулась на спину. Так и лежа в разорванном до талии платье, девушка уставилась невидящим взором в потолок, чувствуя полное опустошение и бессилие.
Она долго смотрела вверх пустым взглядом, и вдруг в ее мыслях промелькнуло воспоминание о том, как в гостевой спальне она так же лежала на кровати, а над нею нависала широкоплечая фигура Амира в черной черкеске. Девушка нахмурилась и вновь вспомнила моменты, когда он дерзко и неистово целовал ее на кровати. Ее губы все еще горели от его поцелуев. Невольно подняв руку, Софья осторожно провела пальцами по своим губам, а потом опустила ладонь ниже и осторожно ощупала выступающую обнаженную грудь. Вдруг ее думы пронзила мысль о том, что Амир уж очень страстно и умело целовал ее губы, а потом обнаженную грудь и плечи. И в этот миг эти воспоминания отчего-то не казались девушке какими-то жуткими и гадкими. Совсем нет, она удивленно и испуганно осознала, что все это действо было до крайности возбуждающим и интимным.
Она прекрасно знала, что сильно нравится Амиру Асатиани. И ее сознание вмиг пронзила мысль о том, что ей приятно оттого, что он так увивается за ней и так настойчив в своем желании. Ни ее многочисленные отказы, ни ее недовольство, ни даже открытое сопротивление не останавливали его. Девушка пораженно поняла, что это диковатое неистовое ухаживание мужчины вызывает в ее душе даже некий трепет и желание продолжить играть с ним в эту игру в завоевание. Она вновь и вновь прокручивала все недавние его слова, его прежние действия и речи и ощущала, что от этих дум у нее трепещет сердце. Амир вдруг показался ей таким сильным, неумолимым, страстным и неистовым, именно таким, каким и должен быть влюбленный мужчина.
Еще через четверть часа Софья осознала, что ей даже приятно думать о том, что произошло в гостевой спальне. Она нахмурилась. Она понимала, что не должна думать об Амире в подобном трепетном ключе. Ведь он был братом ее жениха. У него жена и сын. А она, Софья, вообще здесь под чужим именем. Именно о красавце Серго она должна думать. Но девушка с горечью отметила тот факт, что Серго никогда так пламенно и поглощающе не смотрел на нее, как Амир, и не целовал ее так умело, пылко и горячо в полутемной спальне.
И теперь Софья испуганно поняла, что воспоминания о жарких объятиях Амира Асатиани приятны ей, и даже дерзкие прикосновения его ладоней, хоть и вызвали тогда у нее возмущение, сейчас казались невероятно умелыми и даже волнующими. Ее бросило в жар, и именно в этот миг девушка отчетливо осознала, что вновь хочет повторения этих страстных ласк, но только не от Амира, а от Серго. Она подумала о том, что если уж ласки Амира, который совсем не нравился ей, показались такими приятными, то уж от объятий Серго она вообще должна потерять голову.
Амир закончил письмо родственнику из Абхазии и, посыпав письмо песком, позвонил в колокольчик. Вошел Тито, почтительно и слащаво улыбаясь.
– Подойди, – велел Асатиани по-грузински.
Юноша приблизился к нему, как-то уж сильно плавно виляя бедрами. Амир нахмурился. Весь вид этого женственного смазливого худого парня раздражал Асатиани. Но он понимал, что должен терпеть Тито рядом, для того чтобы осуществить свой план.
– Что вы хотели от меня, Георгий Петрович? – проворковал над ним Тито и склонился к мужчине.
– Здесь перечень дворян азнаури. Напишешь всем письма с напоминанием о том, что они приглашены на свадьбу князя двадцать третьего июня, – распорядился Амир. – Первое письмо покажешь мне, чтобы я проверил, нет ли ошибок. Твоя грамотность просто ужасна.
– Как прикажете, Георгий Петрович. Для вас я сделаю все, что вы пожелаете, – проворковал юноша, и ладонь его вдруг легла на плечо Амира.
Асатиани напрягся. Протянув список парню, Амир холодно посмотрел на Тито и сухо приказал:
– Ступай.
Но юноша призывно улыбнулся, его ладонь начала гладить широкое плечо Асатиани через черкеску, и Тито проворковал:
– Вы такой сильный и мужественный, Георгий Петрович…
Амир вмиг посерел. Тут же резко развернувшись к Тито, он с размаху ударил кулаком парня в красивое лицо. Тито от силы удара отлетел к стене. Больно ударившись головой, парень сполз на пол. Мужчина тут же поднялся на ноги и приблизился к сидящему на полу Тито, который пытался остановить сочившуюся из губы кровь и испуганно смотрел на него.
– Только еще раз посмей прикоснуться ко мне, гаденыш! –
