— Мать честная! — вскрикнул кто-то совсем рядом, и было в этом крике такое изумление и такое возмущение, что Велем, как он не был увлечен, осознал неладное и оторвался от девушки.
И наткнулся взглядом на лицо Радима, стоявшего от них в трех шагах. Судя по скособоченному поясу и мелким листикам в разлохмаченных волосах, он тоже принимал участие в «охоте на олениху», как и полагается княжьему сыну, первому жениху радимичского племени. Но сейчас его единственный зрячий глаз почти выскочил на лоб от негодования и удивления и лишь незрячий по-прежнему взирал на мир с сонным равнодушием. Велем сперва не понял, в чем дело — что ему, пять лет, что ли. Не видел никогда, как люди целуются? Но Краса охнула и торопливо спрятала лицо у него на груди. А в чертах Радима что-то дрогнуло и изменилось, будто один предмет изумления и негодования сменился другим.
— Э-это что? — еле выговорил он и сделал еще шаг к ним. — Э-это кто у тебя?
— К… — начал Велем и поперхнулся.
И сообразил, в чем дело и как все выглядит со стороны. Сперва увидев ладожского воеводу, целующегося с рыжеволосой девушкой, Радим не поверил своим глазам: не может же Велем целоваться с собственной родной сестрой! А теперь он увидел ее лицо и удивился еще сильнее: ведь он видел Дивляну на Лодейном озере и знал настоящую Огнедеву в лицо!
Велем выругался сквозь зубы. И не вдруг поймешь, что хуже: дать Радиму повод заподозрить их в кровосмесительной страсти или позволить ему разглядеть, что Огнедева не та!
Впрочем, поздно. Судя по лицу княжича, он уже разглядел, что девушка другая.
Радим взял Красу за руку и решительно потянул ее к себе. Она оторвалась от Велема, кусая губы в досаде, потом глянула на Забериславича исподлобья и гордо вскинула голову — что уж теперь прятаться!
— Это у тебя кто? Откуда взялась? — Радим перевел взгляд на Велема и все понял сам.
Лицо ладожского воеводы сказало ему правду даже раньше, чем сам Велем успел прикинуть, стоит ли попытаться соврать, будто это «так, просто одна девушка». Рыжая коса, дорогая одежда, уборы, даже черевьи с бронзовыми украшениями — те самые, что Радим уже видел на совсем другой Огнедеве…
— Ты кого мне подсунул! — Радим, вмиг придя в ярость, не просто выпустил руку Красы, а отбросил, будто ему пытались всучить гнилой товар. — Ты что из меня дурака делаешь! Где твоя сестра? Ты эту… — он бросил на девушку гадливый взгляд, будто перед ним была дохлая жаба с лопнувшим брюхом, — эту хочешь заместо Огнедевы Станиле отдать! Я тебя убью!
Не в силах справиться с гневом, он кинулся на Велема, на ходу пытаясь выдернуть нож из-за пояса. Но, еще пока оружие было в ножнах, Велем ловко перехватил руку противника, завернул ее за спину и притиснул Радима грудью к той самой березе.
— Тихо! — вполголоса рявкнул он. — Не ори!
— Ты кого обмануть хочешь? Станилу обмануть? Меня? Людей обмануть? — Радим уже понял, что ему не вырваться из крепких рук противника, который был старше его, крупнее и опытнее, но дергался от ярости, царапая лоб о жесткие черные глазки коры. — Ты, мерзавец, что ты натворил! Где она теперь?
— Она теперь далеко, — проникновенно пояснил Велем, склоняясь к его уху. — Она уже, может, к Киеву подъезжает. Ее теперь не достать.
— Вот ты что задумал! Ты ее подменил! Ах я, раззява! Ее Белотур увез, змей лютый! Вы меня обманули! Эту дрянь под покрывалом вывели, а ту спрятали! Нет бы мне догадаться посмотреть! Ну, держись теперь! Станила скоро здесь будет! Он тебе устроит! Да он с тебя шкуру спустит и на дуб повесит! Он тебя самого, как барана, разделает и с костями сожрет! А что ты со мной сделал! Если не он, я сам тебя на куски порву!
— Ты что, дурак? — сердито спросила Краса. Она обошла березу и встала так, чтобы лицо Радима было перед ней. Теперь она смотрела на него с негодованием и даже уперла руки в бока. — Глупый совсем, хоть и княжий сын? Да?
— Что за… — начал Радим, непонимающе глядя на нее.
— Ты дурак, да? — уточнила Краса, будто ждала, что он немедленно с ней согласится. — Чего орешь-то? Сам себе беды желаешь?
— Да вы жизнь мою погубили, гады ползучие!
— Мы еще ничего не погубили, а вот ты сам себя душишь, будто жмара![35] Подумай своей головой. — Пользуясь беспомощным состоянием неприятеля, Краса выразительно постучала кулачком по его затылку, как по дереву. — Дивляна далеко, ее уже не догнать и не вернуть. Если князь Станила об этом узнает, он с чем останется?
— С хреном на блюде! — подсказал ухмыляющийся Велем.
— Вот именно. А если он об этом узнает, он тебе-то твою Ольгицу отдаст?
— Ничего он не отдаст! Он сам на ней женится! А я вас на куски порву, только руку пусти, сволочь!
— А если он Огнедеву здесь найдет, то зачем ему Ольгица? Тебе она и достанется.
— Он обещал, — угрюмо подтвердил Радим. Его ярость перегорела, он осознал, что Огнедеву не вернуть, и ему все стало безразлично.
Почувствовав это, Велем отпустил его руку, и Радим повернулся, разминая запястье, на котором отпечатались глубокие следы от двух Велемовых перстней.
— Говоришь, он сюда приедет? — уточнил Велем.
— Не знаю. — Радим не поднимал глаз от досады и стыда. — Но что-то я не думаю, чтобы он там, на Днепре, сидел до Корочуна, пока тут все соберутся.
— Как приедет — требуй, чтобы он тебе Ольгицу отдал прямо сейчас. Ты свое дело сделал, Огнедеву увезти не дал. Он-то ее в лицо не видел никогда, дурья твоя голова! И из его людей никто не видел. Если ты не скажешь — он и не узнает.
— Вот я и спрашиваю: не дурак ли ты, что хочешь своими руками свое счастье загубить, — подхватила Краса.
Радим молчал. Его душил гнев на подлых обманщиков, хотелось их наказать, но он понимал, что этим загубит и свои последние надежды на брак с Ольгицей. Если Станила узнает, что Огнедева все-таки ускользнула от него, то Ольгицу он не выпустит из рук… и тем более не отдаст тому, кого посчитает виноватым в бегстве Дивляны. Эти двое злыдней правы. Молчание — единственное, что может его спасти.
— А если он узнает? — Радим наконец поднял угрюмый взгляд, и было видно, что он уже почти смирился.
— А как ему узнать? — Велем пожал плечами. — В лицо ее знаем только ты и я. Ну, дружина еще, но моя не выдаст, а о своей сам позаботься. Кого спросит — то и скажут: рыжая коса, глаза голубые. Так что, если ты сам дело не погубишь, все взойдет.
— Ну, родич дорогой… зять любезный… змей лютый… — Радим вспомнил о Белотуре, который пообещал, но не уступил ему настоящую Огнедеву. — Вот я бы тебе подсунул жену… мы-то тебе по чести невесту отдали… А ты нам вон какую дрянь подложил…
