Гарольд вновь застонал от боли. Глубокое ранение на левом плече воспалялось, причиняя лорду нестерпимые страдания, но физические страдания усугублялись муками совести.
– Тебе очень больно, малыш мой?! – Кэтрин вновь склонилась над ним и заботливо промокнула воспаленный лоб влажным прохладным полотенцем. – Малыш, я хотела бы принять всю твою боль на себя, – нежно прошептала кормилица. – Никлас уже отправился за знахарем или врачом. Уж кого найдет! Боевые раны отлично исцеляет и тот, и другой.
– Где Бетти? Где она? – Гарольд обвел комнату пристальным взглядом. – Она уехала к родителям, Кэтрин?! Она уехала? – он попытался осторожно приподняться, но боль, вцепившись в плечо, отдалась по всему телу. Руки раненого лорда подломились от слабости.
– Бетти не уехала, Гарри! Она здесь! Она в зале, сидит за столом с рыцарями. Девочка очень проголодалась, – Кэтрин разговаривала с лордом Гарольдом, точно с ребенком, утешая и успокаивая его.
– Открой дверь, Кэтрин, я хочу услышать ее голос. Тише, Кэтрин! Тише! Кто это поет? – Гарольд закрыл глаза и прислушался. Низкий, но исключительно приятный женский голос пел знакомую ему с детства балладу о Странствующем Рыцаре. Но слова были совсем не те, которые когда-то любила напевать для него нянюшка. – Ты помнишь, что пела мне в детстве эту же балладу, Кэтрин? Помнишь?! Но тогда были другие слова, няня!
– Это поет твоя леди Элизабет, Гарри! Слышишь, как прекрасно она поет, Гарри! Любовь говорит с тобой ее голосом! А ты взбесился от ревности, малыш, и не хочешь поверить ей. Она любит тебя, Гарри! И ты ревнуешь потому, что полюбил ее, но не хочешь признаться себе в этом, дорогой мой!
– Она ослушалась меня, сбежала из родительского замка, кормилица! – посетовал Гарольд по-детски жалобным голосом, – Она не будет послушной и верной супругой, Кэтрин! – И он запрокинул голову, уставившись в одну точку на потолке.
– О каких глупостях ты думаешь, Гарри! Прежде всего, ты должен справиться с болезнью, сынок мой! – Кэтрин снова и снова меняла полотенца, пропитанные липким горячечным потом, на свежевыстиранные, пахнущие ветром и травами. Гарри утопал в этих запахах, наполнивших комнату ароматами луга, леса, речной воды и солнца…
– Няня, няня, о чем пела Бетти? Почему она больше не поет?.. Я хочу слышать ее, только ее голос, няня! Она больше не любит меня? Считает, что я груб и нетерпелив?.. Что я изменял ей с маркизой в день венчания, кормилица?! Но я не изменял ей, няня! Я виноват перед Бетти, но не в измене моя вина, Кэтрин! Как доказать это Бетти? Как?
– В вашей совместной жизни не хватает доверия, Гарри; Ты тоже не веришь своей любимой жене! Ревнуешь ее без всякого повода, Гарри! А ведь она очень любит тебя!
– Позови Бетти, Кэтрин! Мы поговорим!.. – Гарольд все время порывался встать с постели, но как только отрывал голову от подушки, пот липкой влагой тут же покрывал тело. Голова кружилась от слабости… В глазах мельтешили черные мушки… – Я не могу подняться, Кэтрин! Помоги мне встать, няня!
– Полежи еще немного, Гарри! Полежи, наберись сил и здоровья! Зачем показываться молодой и сильной женщине в таком состоянии, милорд! – няня не отпускала его, так как чувствовала, что внутренний жар охватывает его все сильнее. И все чаще лорд впадает в забытье и теряет нить времени и событий.
Похоже, рыцари давно закончили трапезничать, разошлись по комнатам. Хозяева Стэнли, судя по всему, уехали домой, захватив с собой Бетти. Вот почему она больше не пела балладу своим приятным низким голосом. Но Гарольду все чудилось и чудилось, как рыцари вторят его жене, повторяя припев баллады грубоватыми, мужественными голосами…
– Няня Кэтрин, почему Бетти не зайдет в мою комнату? Почему не посмотрит мне в глаза? Я хочу видеть ее! Попросить у нее прощения. Умолять ее вернуться ко мне навсегда, навсегда! – Кэтрин с тревогой слушала его бессвязную горячечную речь. В замке все давно стихло. Даже во дворе сегодня было непривычно тихо. Настороженная, чуткая ночь опустилась на окрестности.
Один только лишь Трэнт неутомимо нес свои стремительные воды на восток. И еле слышно плескалась вода, выбираясь на песок и вновь откатываясь назад.
Гарольд осторожно приоткрыл глаза. Серый предутренний сумрак заглядывал в распахнутое окно. Легкий ветерок ласково шевелил шелковые шторы на окне, освежал воспаленную горячкой кожу на лице и обнаженной груди.
Кэтрин слегка похрапывала, сидя в кресле. Когда сон успел сморить кормилицу, лорд уже не помнил. Гарольд бережно погладил ее пухлую руку, бессильно свесившуюся вниз и сделал попытку подняться с мягкой постели, чтобы пройти по застланному персидским ковром полу к окну и вдохнуть полной грудью насыщенного туманной влагой утреннего воздуха. Пол комнаты мерно покачивался под ногами, словно палуба корабля и штормящем море… Наваливался неотвратимый и неприятный приступ тошноты… Снова в груди нарождался горячечный жар… Воспаленная рана горела, словно в нее вложили жаркий уголь из камина… Невыносимо мучила жажда…
– Пить! Я хочу пить! – Гарольд сделал несколько шагов к небольшому столику и протянул руку к кувшину с водой. Наклонив его двумя руками, он попытался наполнить прохладной водой большую кружку. Но та опрокинулась и с громким звоном разбилась на мелкие осколки. Кувшин скользил в потной руке, пальцы никак не могли ухватить ручку сосуда.
– Кэтрин, помоги мне! – Гарольд чувствовал, как стены опрокидываются на него и прижимают лицом к мягкому и душному шерстяному ковру. Лорд в последний раз сделал продолжительный вдох, и темнота поглотила его, спрятав под своей мягкой бархатной тяжестью.
Прошла неделя с той поры, как Гарольд потерял сознание от ранения, полученного в бою с Эмериком. Все это время Кэтрин почти не отходила oт него, проявляя удивительный пример терпения и мужества. Она поила его отваром из целебных трав, присланных Бетти, протирала его лицо и тело влажным полотенцем, очищала воспаленную рану и, наконец, дождалась момента, когда ее молочный сын пошел на поправку.
Никлас Тэйлор за это время провел ревизию записей в приходно-расходных книгах. Гарольду оставалось только встретиться лично с каждым налогоплательщиком и разобраться со взаимными претензиями. Правда, лорд так и не проявил интереса к бумагам, запутавшись в цифрах и подсчетах. Никлас Тэйлор несколько раз пытался ему объяснить состояние дел в поместье и в хозяйстве зависимых крестьян, ремесленников и торговцев. Однако, разглядывая бесконечные цифры, Гарольд не мог никак сопоставить их с людьми, выплачивающими налоги и подати. Он снова и снова глядел в бумаги, но мысли его находились слишком далеко от страниц, заполненных записями.
