— Посмотрите сюда и скажите, что вы не видите очарования в чертах лица, румянца щек и блеска в глазах.
Джапоника опустила глаза. У нее не было сил взглянуть правде в глаза. Наряд ее в этом освещении казался тусклым и скучным, и она себе казалась такой же. Уверенность оставила ее.
— Я не вижу ничего красивого.
Синклер взял ее за подбородок и приподнял лицо. На сей раз он обратился к ней на персидском:
— Умный купец выставляет напоказ все самое броское, кричащее. Он знает вкусы толпы. Но настоящие сокровища он прячет от праздного покупателя, который и не поймет, какой ценностью овладел. Только перед настоящим ценителем развернет он самое редкостное из своих сокровищ.
По мере того как он говорил, Девлин поворачивал се голову то вправо, то влево, рассматривая се под разными углами, так что свет, по-разному освещая ее лицо, то обрисовывал изящную линию щек, до высвечивал спелую полноту губ, то отражался сиянием в ее глазах.
— Посмотри-ка еще раз, бахия, и ты увидишь правду. Только ты сама в силах явить миру сокровище, коим являешься. Сегодня я увидел, как оно сверкнуло, увидел в числе всех тех мужчин, кто был там. — Рука его скользнула вниз, к ее плечу. Он повернул ее так, чтобы она посмотрела ему в лицо. В глазах ее по-прежнему виделось недоверие, но Синклер заметил и еще что-то. Зарождающуюся надежду. — Ты сомневаешься в том, что прочла в глазах мирзы? Ты сомневаешься в том, что видишь в моих глазах?
— Да! — хрипло пробормотала она, потому что боялась поверить.
— Лгунья! — улыбнулся он.
Девлин увидел, что его ответ заставил Джапонику покраснеть. Когда она закрыла глаза, не желая принимать его вызов, ее медно-рыжие ресницы коснулись щек, и в свете свечи волосы девушки вспыхнули как пламя, и над головой образовался золотой нимб. Боже, как она могла считать себя некрасивой?
Девлин улыбнулся. Быть может, желание творило с ним чудеса и он испытывал то же, что испытывает любой смертный в присутствии женщины, которую хочет?
— Ты всегда знала правду и поэтому избегала шумных толп, которые ищут легкой добычи и идут сплошным потоком, не останавливаясь для того, чтобы разглядеть что-то поистине драгоценное.
— Да, — выдохнула Джапоника, при этом по-прежнему избегая смотреть на Синклера.
Он наклонился и поцеловал по очереди каждое ее веко.
— Я остановился. Я сделал выбор. Я пришел познать твою настоящую цену.
Леди Эббот открыла глаза, и он увидел в них вопрос. Синклер не знал, как на него ответить, разве что задать свой собственный. Он коснулся подушечкой пальца ее нижней губы и ласково провел по ней.
— А ты чего ищешь, бахия?
Джапоника видела в его взгляде желание и более не сомневалась в искренности лорда. Но страх оставался. Он так легко мог разрушить весь ее внутренний мир, все, что было у нее дорогого, включая и это мгновение.
Она отвернулась, словно желала избежать запретной правды его взгляда.
— Это глупо, милорд. Нам не следует быть вместе. Вот так.
— Нет, не следует. — Его палец покинул ее губы и ласково очерчивал нежный изгиб подбородка. Затем легко, словно перышком, провел сверху вниз по горлу, до ямки у основания. — Но мы не говорим сейчас о том, что должно, и о том, что пристало. Здесь только вы и я. И никого больше.
— Но люди…
Синклер приложил палец к губам Джапоники. Она недовольно нахмурилась, и он улыбнулся.
— Только ты. — Он оторвал палец от ее губ. — И я. Для тебя я буду чем угодно и всем сразу, о чем ни попросишь.
Джапоника не могла не улыбнуться.
— Думала, что это я — ценный приз, а вы — покупатель. Разве мне не следует быть для вас всем, что вы ищете?
Лорд улыбнулся насмешливой улыбкой Хинд-Дива:
— Вы уже есть.
Его ладонь как бы невзначай скользнула по груди леди Эббот.
— У меня будешь ты. А что бы ты хотела иметь?
Джапоника поняла, что не может ответить честно. Она отшатнулась, но это было первое движение, а там, не зная как, она вновь повернулась к нему. Или это он к ней потянулся? Она прижала голову к его груди и стала слушать его сердце, шумевшее, как море в штормовую ночь. Дерзкая женщина, позвавшая его за собой в свою спальню, исчезла. Если она раскроет перед ним те чувства, что переполняли ее, то все — она пропала. Джапоника не могла желать того, что нашептывало ей собственное сердце. Она хотела большего, чем его тело. Хотела его любви, а это, конечно, полный абсурд.
Надо отправить его прочь, выгнать из своей спальни и из своей жизни, но вместо этого она еще крепче прижималась к Синклеру. Это безумие! Каким-то образом она должна взять себя в руки, чтобы спастись, не потеряться окончательно.
Девлин чувствовал, как она прижималась к нему, словно боящийся темноты ребенок. Но он не хотел, чтобы ее тянул к нему страх — страх быть отвергнутой. Однажды у нес уже отняли то, что она была вправе отдать сама. И он должен был знать наверняка, чего она хочет.
Синклер нежно отодвинул Джапонику от себя, и она вопросительно подняла на него глаза.
— Я — человек, потерявший прошлое, руку и иллюзии. Я могу предложить вам только эту ночь, здесь и сейчас, и не обещаю ничего больше.
Чтобы нe отвести взгляда, потребовалось немало мужества, и голос ее слегка дрогнул:
— Вы спрашиваете, чего я хочу? Он кивнул, на сей раз без улыбки.
— Тогда вот, милорд. Я… хочу знать, каково это быть с мужчиной, когда я делаю это по своей воле.
Она словно ударила его в солнечное сплетение.
— Вы хотите, чтобы я занялся с вами любовью?
— Не любовью! — почти в отчаянии воскликнула Джапоника. Зачем он выбрал именно это слово? — Я желаю вас. — Она скользнула взглядом мимо, она не хотела открываться ему целиком. — Все, что вы говорили и делали, утвердило меня в мысли, что и вы меня желаете.
Девлин позволил себе улыбнуться.
— Леди, вы слишком скромны. Я очень сильно хочу обнять вас и целовать до тех пор, пока вы ни о чем, кроме меня, не сможете думать. И лишь тогда я бы доставил удовольствие вам, дав отведать себя… и себе, отведав вас.
Джапоника вздрогнула. Только сейчас она поняла, что все это время они говорили на персидском. Они были как во сне, и изысканный, изобилующий украшениями язык как нельзя лучше подходил к этой минуте.
— Вы доставите мне удовольствие, мой господин?
— Непременно. Так, будто это станет моим последним деянием на земле.
Чувство, которое она так старательно подавляла в себе, рвалось наружу. Как было бы чудесно, чтобы и чувства их соответствовали тому высокому слогу, которым они о них говорили. Но сейчас они жили во сне, а во сне возможно все.
— С чего мы начнем? — спросила она, поднимая глаза. Дсвлин заметил тонкую перемену. Теперь Джапоника словно выставила новый щит. Она отдаст ему себя, но не всю. Он понимал, не только где источник ее страха, но и то, что она не сможет насладиться сполна, если будет настороже. Если ей предстоит лечь с ним в постель, она должна сделать это по велению души, не только тела.
