Касси сидела выпрямив спину, в безукоризненной позе, держа себя безупречно. Если бы не улыбка, тронувшая уголки губ Шэйна, она полностью контролировала бы себя.
Когда с последней молитвой служба закончилась и прихожане начали общаться между собой, что составляло такую же часть воскресной службы, как и проповедь, Касси посмотрела по сторонам в поисках признаков ненависти и удивилась, заметив робкие попытки приветствовать ее со стороны тех, кто унижал ее прежде. Неужели так подействовала новость о том, что она учительница?
Одна из дам, которую она помнила по танцам, посвященным помолвке, подошла к ней вплотную.
— Обед на открытом воздухе в два часа, мисс Дэлтон.
Повелительный тон, каким это было сказано, придал словам оттенок приказа, а не приглашения, но, по крайней мере, начало положено.
Касси, немного заикаясь от неожиданности, поблагодарила.
— Э… э… спасибо.
Женщина качнула перьями на шляпке и отошла. Удивленная Касси глядела ей вслед.
— Обед на лужайке, да? — прозвучал у самого уха голос Шэйна, — прекрасное название для куска грязи с несколькими травинками в нем.
— В данный момент это божественно!
Отвечая еще на несколько приветствий, Касси не заметила удивления, появившегося на лице Шэйна. Просто божественно.
* * *
Милисент с облегчением вздохнула, когда сняла корсет и накинула ситцевый халат, завязав пояс на талии. Ринго ушел несколькими часами раньше, так что теперь у нее наконец-то появилось время, которое можно потратить на себя. Они договорились с ним встретиться часов около четырех и вдвоем отправиться на пикник вместо городского воскресного обеда на открытом воздухе. Милисент надеялась, что это означает одно: Ринго хотел того же, что и она — уединения.
Поджаренная с розовой корочкой курица и корзинка с провиантом были готовы, и у Милисент оставалось свободное время.
Взяв в руки небольшое зеркальце, она с разных сторон принялась разглядывать свое лицо. «Да, глаза довольно привлекательные, форма лица более или менее сносная», — решила она. Она не замечала прелести своих глубоких зеленых глаз, тонких черт лица. Она видела лишь одно — проклятые веснушки, безобразно взиравшие на нее с отражения в зеркале. Милисент глубоко вздохнула. Отчаяние требовало самых решительных мер. Если ей хочется романа, то необходима чистая белая кожа, а не такая рябая.
Милисент посмотрела на небольшую корзинку с только что собранной земляникой, стоявшую рядом с нею. Много сил ушло на то, чтобы не дать Касси и Эндрю добраться до грядки с ягодами до того, как они подрастут и созреют. И вот теперь ягодам предстояло сыграть важную роль.
Решительно взявшись за дело, Милисент терпеливо разрезала каждую земляничку пополам и положила в чашку с лимонным соком. Закончив эту операцию, она налила свежую пахту в другую чашку, где уже находился мед. Тщательно перемешав мед с пахтой, Милисент намазала этим составом лицо. Пока кожа оставалась влажной, она наложила землянику свежесрезанной стороной по всему лицу.
Следуя рекомендациям, прочитанным в книге по косметике, осторожно надавила на каждую земляничку, покрыв ягодами веснушки. Книга гарантировала, что после подобной процедуры пропадут любые, даже самые упрямые из них.
Милисент сидела неподвижно, пока маска загустевала и все крепче прилипала к лицу. Взяв в руки зеркальце, она вздохнула с сожалением. «Ну и видок! Только бы помогло», — подумала она, недовольно поводя плечами. Если бы мужчины знали, через что приходится пройти женщинам…
Милисент прислушалась. Она готова была поклясться, что слышала легкий стук в дверь. Но кто бы это мог быть, тем более в воскресный день, когда весь народ отправился на городской воскресный обед? Она посмотрела на часы, стоявшие на шкафу. Всего два часа. Ринго должен появиться лишь часа через два.
Открыв дверь, она выглянула на кухню. Ничего не увидев, подошла к окну. Откинув в сторону занавеску, Милисент лицом к лицу столкнулась с Ринго, смотревшим с другой стороны. Трудно сказать, кто из двух был шокирован сильнее.
В ужасе Милисент бросилась к умывальнику, принялась судорожно дергать за ручку. Вода не шла. Схватив полотенце, она, словно обезумев, принялась поспешно стирать землянику с лица, но не успела.
Входная дверь распахнулась. Милисент вскрикнула, бросилась в свою комнату и забилась в угол.
— Милисент, боже мой! Что случилось?
Ринго подбежал к ней вплотную, она почувствовала, как ей на плечи легли его руки, старавшиеся развернуть ее. Судорожно Милисент вцепилась в край комода, отвернувшись, чтобы он не мог видеть ее лица.
— Я не смогу помочь, если ты не дашь мне взглянуть, Милли. Что это, ожог? Не отворачивайся!
Продолжая отворачиваться от него, Милисент судорожно глотала воздух, одновременно размышляя, может ли человек по-настоящему умереть от стыда, и очень надеясь, что она сможет.
— Милли, повернись, чтобы я мог помочь тебе.
Она упрямо покачала головой, отказываясь говорить.
— Хочешь сказать, что не повернешься?
Она кивнула.
— Проклятие! Ты сама повернешься, Милисент Гроден, или я сам поверну тебя! Если нужно помочь, ты не откажешься, пока я здесь.
Признавая поражение, Милисент решила повернуть голову. Ей все равно пришлось бы повернуться; не может же она сидеть в углу, пока он не уйдет. Медленно она повернулась лицом к Ринго.
Глядя в его ошарашенные глаза, Милисент молила о мгновенной смерти. Ринго нерешительно вытянул руку и с любопытством коснулся ее лица.
— Земляника?!
Изумление, прозвучавшее в его голосе, можно было сравнить разве что с удивлением, которое светилось в его глазах.
— Да, земляника. Доволен?
Милисент покраснела под своей ужасной маской, и ей хотелось выплеснуть свое раздражение. Она собралась уйти, но Ринго остановил ее.
— Это в самом деле… Я думал, с тобой что-то случилось…
— А я спятила с ума.
— Ну, я не говорил, что ты сумасшедшая. Но не могу сказать, чтобы когда-либо видел, как кладут на лицо землянику, — ответил он осторожно, облизывая палец и пробуя на вкус пропитанную медом ягоду.
— Очевидно, ты никогда не был знаком с теми, у кого бы было столько веснушек, — огрызнулась она, но сообразив, что сболтнула лишнего, прикрыла рот рукой. Как же это она проболталась?
— Веснушки, Милли? Ты сказала веснушки?
Она видела, что он с трудом сдерживает смех, и ей хотелось как следует заехать ему кулаком. Как смеет он потешаться над ее несчастьем?
— Да, веснушки, черт их побери!
Ринго, услышав это необычное признание, рассмеялся.
