Ченс отвел волосы с ее щеки, и его прикосновение разбудило Дженну. Открыв глаза, она непонимающе огляделась.
— Ченс… — слабо проговорила она. — Ты жив! Мне снилось…
Прежде чем она договорила, Ченс упал на колени возле кровати и обнял Дженну. Он крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в волосы. Дженна ответила ему слабым объятием, но Ченсу хватило сознания, что она жива. Он хрипло забормотал ей на ухо:
— Я так тревожился за тебя, Дженна. Слава Богу, с тобой все хорошо…
Наконец уложив ее на подушки, Ченс внимательно вгляделся ей в лицо, убеждаясь, что с ней действительно все хорошо. Под глазами у Дженны появились круги, лицо было бледным, глаза утратили блеск.
Ченс поднес ее ладонь к губам. Вновь остро ощущая пустоту в душе, он тихо произнес:
— Как жаль, что ребенок погиб…
Ее глаза потемнели. Дженна отвернулась и уставилась в потолок, ушла в себя, выдернув ладонь из пальцев Ченса. Ченсу вновь показалось, что он потерял ее, что их связь исчезла, как дым, развеянный ветром. В палатке наступило тягостное молчание.
— Мне надо побыть одной, Ченс, — пробормотала она.
Врач предупреждал его об этом — отчужденность Дженны Ченсу следовало перенести с пониманием и терпением.
Ченс нехотя поднялся.
— Хорошо, Дженна, но я буду рядом. Если захочешь, позови меня.
Ему хотелось так много сказать ей, но теперь разговор приходилось отложить — неизвестно, надолго ли. Ченс должен выждать, пока затянутся ее раны — физические и душевные, и только потом признаться ей в любви.
Неделю спустя Дженна сидела у окна в гостинице «Силвер-Бенд». Гостиница была не так роскошна, как «Блэкшир» в Уолласе, но Дженна этого не замечала. Перед ней стоял накрытый стол. Дженна не ела — после гибели ребенка еда потеряла для нее всякий вкус. Врач сказал, что теперь всему ее организму придется приспособиться к резкому переходу от беременности к нормальному состоянию.
Рядом с Дженной за столом сидели ее дедушка и Генри. Мужчины говорили о железной дороге, но Дженна слушала их вполуха, наблюдая, как по тротуару напротив гостиницы шагает белокурый мальчуган, торопливо переставляя ножки, — это выглядело очень потешно, так как рядом с ним грациозной походкой шла его мать. Башмачки с широкими подошвами были предназначены, чтобы помочь ему привыкнуть к ходьбе, но Дженна решила, что ребенку было бы гораздо удобнее идти босиком.
— Скорее, Эдвард, иди ко мне, — донесся через открытое окно голос матери. Ребенок остановился, но тут же затопал к ней, неуверенно покачнулся, и женщина рассмеялась, подхватывая его за руки. — Нет, лучше держись покрепче.
— Сам! — заявил малыш и решительно зашагал вперед.
— Дженна, ты не хочешь чаю?
Вопрос Генри отвлек ее от малыша и его матери. Дженна уставилась на чашку, собираясь с мыслями.
— Нет, спасибо, — наконец ответила она.
— Но ты ни до чего не дотронулась.
— Я не хочу есть.
Генри взял ее за руку.
— Забудь о прошлом, Дженна. Не вспоминай про Кайлина. Зачем любить человека, который причиняет тебе боль?
Соломон нахмурился.
— Зачем настаивать, Генри? Она поест, когда проголодается. А что касается Ченса, пусть решает сама.
— Да, дедушка, — кивнула. Дженна. — Хватит говорить обо мне. Кто-нибудь знает, как чувствует себя Делани? Я еще не виделась с ним, а Лили говорит только, что рука заживает.
При упоминании Лили в глазах Соломона погас блеск. Дженна знала, что Соломон по-прежнему любит Лили и что ему трудно смириться с ее любовью к ирландцу.
— Ченс говорит, что он еще никак не может оправиться от удара — и действительно, потеря руки для него настоящий удар, — ответил Соломон. — Без руки он считает себя инвалидом и не желает никого видеть — особенно Лили. Ченс говорит, что он отворачивается от нее.
— Жаль, — искренне отозвалась Дженна. — Пожалуй, я навещу его.
— Тебе надо провести дома хотя бы еще одну неделю, — возразил Генри.
Дженна вздохнула. Генри был особенно внимателен с ней в последние дни, но ей надоели его хлопоты. Дженна чувствовала, что Генри оскорблен ее связью с Ченсом, но все еще не прочь жениться на ней. Это особенно раздражало Дженну: ведь Генри знал, что она его не любит.
Она вновь отвлеклась, вернувшись к собственному миру мыслей, грез и печалей. Ей с трудом удалось выйти из оцепенения.
— Дерфи уже допрашивали?
Генри откинулся на стуле, пожевывая зубочистку.
— Да, но его не в чем обвинить. Взрыв был всего лишь случайностью.
Соломон пренебрежительно фыркнул.
— Этот шериф не способен найти без карты даже главную улицу города! Взрыв — совсем не случайность, и я этого так не оставлю.
Соломон много размышлял о том, как уверенно Ченс обвинил Генри. Дженне он об этом не говорил, а втайне наблюдал, как ведет себя Генри, но пока ничего не замечал. Соломон не мог дождаться, когда в руках Джетро Ритчи окажутся существенные улики.
— Рабочие встревожились, когда Дерфи отпустили «за недостатком улик», — продолжал Соломон. — Надо поскорее обратить их энергию на пользу, пока они не устроили самосуд и не вздернули Дерфи на ближайшем дереве.
— Кто-нибудь закончил проводить взрывы в туннеле? — спросила Дженна, которая еще слишком хорошо помнила о случившемся и впервые задумалась над тем, нужна ли вообще железная дорога — слишком уж много страданий она причинила людям.
— Опять-таки по случайности в лагерь забрел рудокоп и сказал, что он знаком с Делани. Он пожелал помочь нам закончить работу.
— А где Ченс? — спросила Дженна. — Сегодня я его еще не видела.
— По-видимому, он предпочитает строительство работе сиделки, — язвительно заметил Генри. — Он вернулся на трассу, несмотря на советы Драммонда.
Дженна нахмурилась.
— Какие советы? Зачем Драммонду давать советы Ченсу?
— Когда я беседовал с Драммондом, он сказал, что тебе нужна поддержка отца ребенка, пока ты не оправишься. Врач посоветовал Кайлину побыть с тобой и помочь тебе перенести потерю.
Соломон снова фыркнул и подошел к Дженне.
— Я отведу тебя в комнату, детка. Похоже, наш разговор стал настолько скучным, что Генри пустился рассказывать басни.
Если бы Дженна могла убежать из гостиной, она так и сделала бы. Но, торопливо поднявшись, она покачнулась от внезапного головокружения и благодарно приняла руку Соломона, замечая, что Генри воспользовался предлогом, чтобы уйти. Дженне надоело выслушивать его язвительные замечания в адрес Ченса.
В своей комнате она удобно устроилась в зеленом шезлонге, который дедушка купил ей в Уолласе. Соломон подложил ей под голову подушку.
