Лиза замялась. Кое-что о ней Василиса уже знала, но сможет ли понять и поверить, что Лиза услышала стон девушки так далеко отсюда? Все еще не зная, как об этом рассказать, она не нашла ничего лучшего, как спросить о другом:
— Надо понимать, Василиса Матвеевна теперь пани Магницкая?
Но бывшая экономка тоже оказалась не лыком шита.
— Я бы хотела, Елизавета Николаевна, пользоваться у вас большим доверием, — обиженно сказала она. — Думаю, Екатерина Гавриловна никогда не пожалела о том, что сделала меня своей наперсницей.
И Лиза решилась:
— Кое-что обо мне, вернее, о моих способностях вы уже знаете, но это не все. Дело в том, что эта девочка — Анита — до нашего дома не дошла. Думаю, она выбилась из сил, а к тому же еще и заблудилась в лесу. Я услышала ее стон. Издалека. Пошла посмотреть, кто это. Анита лежала в сугробе, теряя сознание. Она только и успела шепнуть свое имя.
— Но как же… как же вы доставили ее сюда? Не принесли же…
— Я тащила ее волоком по снегу. Тяжеловато было, конечно, но, как видите, она здесь…
— Теперь я понимаю, что вам было не до еды. — Василиса потрогала воду. — Она уже совсем остыла.
Сейчас я принесу погорячее…
И она быстро вышла, стараясь скрыть свое волнение. И, кажется, удивление.
В доме на Змеиной пустоши был накрыт праздничный ужин. За столом сидели трое обитателей этого странного в глазах тех немногих, кто знал о нем, жилища. Строители, которые его возводили, в разговорах между собой откровенно недоумевали: зачем такому богатому князю понадобилось строить дом в такой глуши?!
Но они построили и ушли, а те, что в нем жили, не печалились о своей участи, а словно были этому рады.
— Вы заезжали в замок? — жадно выспрашивала Лиза. — Ты видела Данюшку?
— Конечно, заезжали, — покивала Василиса. — Разве мы не привезли столь драгоценной рассады орхидей? Кажется, Игнац называет их детками. Видите, кивает. Разговаривала я и с князем Станиславом.
Обещался, ежели оттепель не грянет, привезти вам сына через два дня.
Лиза просияла:
— Слава богу! Как он, подрос? Что вы нового в нем увидели?
— Подрос. Отчего ж ему не подрасти — кормилица здоровая, молока много…
Василиса будто осеклась и глянула на мужа. Тот лишь пожал плечами.
— Что-то случилось? — встревожилась Лиза. — Что вы недоговариваете?!
— Когда мы были в Кракове, я ненадолго зашла к моей знакомой — она выписывает для меня журналы. Помните, я говорила, из Франции, модные журналы…
— Да-да, я помню, продолжайте. Эта знакомая что-то сказала?
— Может, это просто слухи? Мало ли о чем болтают в свете?
— Что с вами, Василиса Матвеевна? — рассердилась Лиза. — Уж в чем, в чем, а в косноязычии вас не упрекнешь!
— Nil admirari[43], Елизавета Николаевна, — выговорила наконец она. — Крепитесь, князь вам изменяет!
Игнац кашлянул и смущенно заерзал:
— Василиса Матвеевна, что же ты… как топором рубишь!
— Я думала, случилось что-то страшное, — облегченно проговорила Лиза. — Значит, Станислав жив-здоров?
— По-моему, так излишне жив, — буркнула Василиса. — Да и что ему сделается, чего вы вдруг плохое подумали?
— Сон мне про него Приснился. Привиделось, словно наяву, будто кто-то кинжалом его убивает. Всякая глупость в голову лезет…
— А его связь, выходит, вас не расстроила?
— Я же умерла, что ему еще остается, — усмехнулась Лиза. — Значит, Ева Шиманская все же своего добилась?
— При чем здесь Ева? — проговорила Василиса все еще с ощущением неловкости — кому понравится сообщать о таком! — В Кракове вовсю говорят о его дикой страсти к некоей Агате Дубинской. Она сирота, воспитывается престарелой теткой…
— От ваших слов — дикая страсть пана Станислава — меня саму бросает в холодный пот. Эта Агата, верно, совсем молода?
— Еще шестнадцати нет.
— Будь я жива, — неуклюже пошутила Лиза, — я бы посоветовала ей быть осторожнее.
— Своей сопернице?
— Скорей подруге по несчастью.
— Я все спросить хочу, вельможная пани, — вдруг заговорил Игнац, чем немало удивил обеих женщин; обычно он молчал, что бы ни случилось. — Неужели не было выхода не устраивать фальшивые похороны? Грех это и больше похоже на нечистую аферу, чем на единственную возможность разрешить неразрешимое.
— Игнац! — воскликнула Василиса и покраснела. — О чем ты говоришь? Разве это наше дело? Князья так решили.
Теперь настал черед смутиться Лизе. В самом деле, откуда к ней пришло такое решение? Не очень-то и долго жила она со Станиславом, чтобы согласиться на все, лишь бы уйти от него.
Не иначе, на нее повлиял пример родителей.
Они устроили фальшивые похороны, объявив умершей живую женщину, и Лиза, не особенно задумываясь, то же самое повторила.
— Вы правы, Игнац, — сказала она мужу Василисы и теперешнему своему товарищу по изгнанию. — Поступок мой достоин всяческого осуждения. И если вы считаете для себя невозможным после такого прислуживать мне…
Теперь уже ученый садовник, кажется, испугался собственной смелости.
— Нет, ни в коем случае, — запротестовал он. — Я сказал это для того, чтобы вы знали, как я к вашему поступку отношусь. Себя отправлять в могилу до срока можно разве что во имя какой-то высокой цели.
Возможно, она у вас есть.
Василиса посмотрела на нее сочувствующе и как бы извиняясь за слова мужа. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. За столом повисла напряженная тишина, и Лиза сказала излишне громко:
— Пойду проведаю нашу гостью. Может, она уже пришла в себя?
— А ты, Игнашек, мог бы пойти отдохнуть, — ласково сказала мужу Василиса, тоже поднимаясь из-за стола. — Все-таки сегодня у тебя был такой трудный день.
— Ежели шановная пани жена не обидится, я хотел бы на часок зайти в оранжерею. Ведь я только поставил ящик с рассадой, а ничего даже не разбирал. — Он посмотрел на строгое лицо супруги и добавил поспешно:
— Хорошо, всего на полчаса. И тут же прибегу назад. Я помню, что у нас сегодня первая брачная ночь и молодая сгорает от нетерпения…
— Ох и хитрющий ты, пан Магницкий! — улыбнулась Василиса. — Иди к своим деткам, но учти, задержишься — приду, свяжу веревкой и связанным приведу в супружескую опочивальню…
Так, посмеиваясь и подшучивая друг над другом, молодожены разошлись по своим делам. Василиса взяла с каминной полки канделябр и поспешила следом за Лизой.
На этот раз Анита спала. После того как обе женщины тщательно ее осмотрели и никаких серьезных ушибов или переломов на теле девушки не обнаружили, они аккуратно вымыли ее, не раз и не два меняя воду в тазу, и переодели в чистую ночную сорочку.
Аниту били, и, похоже, частенько, потому что следы как былых побоев, так и совсем свежих имелись. Значит, побои скорее носили характер наказания и не направлялись на то, чтобы ее покалечить.
