— Посмотри на меня!
Она устремила на него встревоженный изможденный взгляд.
— Это мой ребенок?
Она не ответила.
— Значит, так. Тебе выбирать, что будет дальше. — Его тело как будто сковало льдом. — Либо я вышвырну тебя на снег, либо ты родишь этого ребенка здесь, в постели, в моем доме. Солжешь — так и знай, будет хуже. Намного, намного хуже.
Он говорил абсолютно искренне. Никогда больше он не станет доверять этому невинному лицу. Она состояла в сговоре с Фиском.
В ее глазах отразился неподдельный страх.
— Я не знаю точно.
Несколько мгновений он стоял и смотрел на Жоэль сквозь красную пелену гнева, не в силах двинуться с места. Ярость смешивалась с кровью в венах и бурлила под кожей.
Ничего не видя перед собой, Гаррет повернулся и вышел из комнаты.
Несколько часов он просидел в одиночестве в библиотеке. Он перечитывал письма Фиска снова и снова, спокойнее с каждым разом. Час назад приходила Ребекка, приносила записку от Кейт, которую та второпях набросала. Кейт объясняла, что видела Жоэль вместе с Фиском в домике слуги в Дебюсси-Мэноре, но не была полностью уверена, что это именно Жоэль. Кейт просила прощения за то, что ничего не рассказала сразу, и писала, что она хотела найти неоспоримые доказательства, прежде чем поделится подозрениями с Гарретом и его сестрой.
Ребекка оставила ему письмо Кейт и унесла несколько писем Фиска — самых грязных, — чтобы показать тете Бертрис.
Скрипнула приоткрытая дверь. Гаррет увидел лицо доктора Барнарда и поставил бокал с бренди на стол так резко, что жидкость выплеснулась через край и пролилась ему на руку.
— Ну? Какие новости?
Доктор Барнард осторожно закрыл за собой дверь и повернулся к Гаррету:
— Девочка, ваша светлость. Родилась до срока, очень маленькая.
— Здоровая?
— Да, сэр. Абсолютно здоровая, в самом деле.
Гаррет вздохнул с облегчением, но пальцы его продолжали сжимать бокал с такой силой, как будто от этого зависела его жизнь.
— А ее мать? — Вопрос прозвучал скорее как рычание.
Доктор Барнард вздрогнул, потом кивнул:
— Утомлена, однако в полном порядке. Она молода и сильна, так что очень скоро встанет на ноги.
— Я могу их увидеть?
— Разумеется, ваша светлость.
Доктор еще не успел договорить, а Гаррет уже вылетел за дверь. У спальни Жоэль на страже стояла служанка, но он пронесся мимо нее и распахнул дверь. По меньшей мере, шесть пар женских глаз тут же посмотрели на него, со всех сторон раздались охи и ахи.
Лишь оказавшись внутри, он остановился. Жоэль лежала в свежезастеленной постели на белоснежных простынях. В противоположном углу стояла тетя Бертрис. Ребекка стояла рядом с тетей, протянув руку к крохотному свертку, который держала на руках одна из служанок. Все смотрели на него с большим удивлением.
— Простите, — он откашлялся, — простите мое внезапное вторжение.
— Гаррет… — Тетя Бертрис выглядела напряженной. На лице ее было написано раскаяние. Пятна от сажи и пепла, почти такие же темные, как на одежде Гаррета и Ребекки, виднелись на ее платье.
Гаррет уставился на кружевной сверток в руках служанки.
— Можно? — Он сглотнул и шагнул вперед.
— Конечно, ваша светлость, — пробормотала служанка.
Ноги как будто увязали в трясине. Служанка шагнула ему навстречу, Гаррет протянул руки — и она осторожно передала ему малышку.
Она почти ничего не весила. Гаррет благоговейно разглядывал девочку. Он видел крошечное круглое личико, глазки-щелочки, в которых проглядывала синева, светло-русый пушок на головке, вздернутый носик пуговкой и малюсенькие розовые губки.
Невозможно было определить, чья она дочь — его или его врага.
Она прикрыла глаза, вытянула губки трубочкой и зачмокала.
Рядом с Гарретом появилась незнакомая женщина и сделала реверанс:
— Меня зовут миссис Коули, ваша светлость. Я кормилица. Думаю, она проголодалась.
Гаррет нахмурился:
— А, ну да, конечно.
Он аккуратно передал девочку кормилице, та взяла ее и исчезла за дверью.
Услышав щелчок закрываемой двери, Гаррет повернулся к Жоэль и посмотрел на нее. Эта женщина приложила руку к его погружению в личный ад. В отличие от Фиска она манипулировала им, будучи совсем рядом. Однако он должен обуздать свой гнев, потому что она все-таки женщина и только что произвела на свет ребенка, чьим отцом мог вполне оказаться он сам.
Гаррет стиснул зубы, сдерживая бушующую в сердце ярость. Она только что прошла через восьмичасовое испытание. И как бы сильно ему ни хотелось схватить ее за шкирку и выбросить из дома, он не мог этого сделать — оставшееся благородство не позволяло. Пока, по крайней мере.
Жоэль выглядела так, словно выжила в жестоком бою. Под глазами залегли черные круги, губы побелели, светлые волосы, прежде блестящие, вьющиеся, свисали тусклыми прядями.
— Гаррет?
Он прижал локти к бокам.
— Я думал назвать девочку Шарлоттой, но если у тебя есть другие идеи…
— Нет, — почти беззвучно ответила Жоэль. — Других идей у меня нет. Шарлотта — очень хорошее имя.
Краем глаза Гаррет заметил маячивших в углу тетю Бертрис и Ребекку.
Он перевел на них взгляд:
— Уйдите отсюда. Все.
Ребекка с вызовом посмотрела на него, потом расправила плечи и прошествовала в коридор.
Тетя Бертрис, с бледным лицом, вывела из комнаты оставшуюся прислугу и сама вышла следом. Жоэль проводила ее взглядом.
— Рассказывай, как все началось.
Она облизнула губы.
— Я так устала, — проговорила она слабым, едва слышным голосом.
— Мне плевать.
— Пожалуйста, Гаррет. — В ее голосе слышался страх, однако притворный. Если она столько времени провела с Фиском, у нее, должно быть, стальное нутро, пусть даже она его никогда не показывала Гаррету. И он не намерен больше обращаться с ней как с фарфоровой куклой.
— Ты будешь говорить. И все мне расскажешь.
Угроза сквозила в его голосе, взгляде, позе. Если она не признается сама, он вырвет из нее правду, слово за словом.
Да, она только что восемь часов рожала ребенка, но делала это в его доме, под его покровительством. Покровительству пришел конец, и она это понимала.
— Я не злодейка. — Она устремила на него умоляющий взгляд голубых глаз. — Я испытываю к тебе самые теплые чувства. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы остаться равнодушными друг к другу.
— Мне это безразлично! — прорычал Гаррет. — Я хочу знать правду. Немедленно.
Она помолчала, потом испуганно кивнула.
— С чего все началось?
— В начале 1819 года он приехал ко мне… — Она устало вздохнула и закрыла глаза. — Пообещал, что если я буду делать, как он говорит, то разбогатею. Он говорил очень убедительно, все казалось таким легким.
