Он откашлялся и, прищурившись, повторил сказанное:
— Ты сказала: «Я люблю тебя. Сильнее, чем диктует здравый смысл».
— Неужели именно так?
— Сорча!
Девушка попыталась скрыть улыбку.
— Да, я сказала. Но, наверное, это не совсем осмотрительно с моей стороны. — Сорча не смогла сдержать тихий возглас — так крепко он сжал ее.
— Прошу прощения. Просто твои слова очень тронули меня.
— Почему? — Сорча пристально вглядывалась в лицо мужа, не уверенная, что эта дискуссия порадует ее, но ощущая необходимость все выяснить.
— Почему? Странный вопрос! Почему каждый мужчина хочет услышать, что он любим?
— Наверное, чтобы потешить свое самолюбие. Чтобы быть уверенным, что нечто большее, чем общая постель и клятва, произнесенная у алтаря, привязывает к нему жену. — Она пожала плечами.
— Приятно, что ты не боишься говорить об этом.
— Я чувствую, что должна сказать. И так сколько месяцев молчала. Потом решила, что хранить в себе свои чувства и постоянно бояться, как ты их поймёшь, куда более тяжкое испытание, чем открыть свою душу и узнать, как ты воспримешь мою любовь.
Руари повернулся на спину, с минуту растирал виски, потом взглянул на Сорчу:
— Ты удивительная женщина.
— Я? Почему?
— Ты признаешься, что очень меня любишь, а потом ведешь себя так, как будто всего лишь оценила вину. Мои чувства тебя как будто и не интересуют.
— Если я заставила тебя почувствовать вину или что то в этом роде, прости. Я не хотела делать этого.
Руари провел рукой по волосам жены.
— Я совсем ничего не сделал, чтобы заслужить твою любовь.
— Это правда, — Сорча улыбнулась. — Но я не верю, что любовь можно заслужить. Она не поддается никаким законам.
— Никаким, — тихо согласился мужчина. — Именно поэтому многие из нас стараются не влюбляться. Любовь — это слабость.
— Ты так считаешь? — ее голос стал еле слышным — так сжало горло.
Во взгляде Руари сквозила нежность. Он говорил о мужчинах вообще, но Сорча знала, что имел в виду он только себя.
— Конечно! Ни один мужчина не хочет отдавать душу и сердце. — Он обнял ее, потом повернулся так, что они оказались лицом к лицу. — Если это случится, мужчина окажется под каблуком. А кроме того, остается неуверенность. Он то сдался, но как она? Надо ли признаваться в своих чувствах? Не будет ли он выглядеть дураком?
Говоря все это, Руари не переставал ласкать свою молодую жену. Она пыталась противостоять этому. Ей хотелось четко и ясно слышать каждое его слово. Но потом она оставила всякое сопротивление. Тело охватило нарастающее желание.
— Если ты хочешь, чтобы я смогла подумать о твоих словах, дай мне возможность сделать это, — она сама с трудом узнала свой голос, настолько он изменился от нахлынувших чувств.
— А может быть, я как раз и не хочу, чтобы ты много думала или ясно слышала мои слова.
— Но тогда зачем ты говоришь все это?
— Я должен сказать. Может быть, я немножко труслив, — добавил он, — поэтому и пытаюсь защитить себя, когда обнажаю душу.
Так ты собираешься открыть мне свою душу? — еле слышно прошептала девушка.
— Да, а это ведь совсем нелегко для мужчины, — Руари замолчал и долго не произносил ни слова. — Я люблю тебя, Сорча, — прошептал он неожиданно.
Эти три слова подействовали на нее магически. Дыхание Руари теплом ощущалось у ее виска.
— Я люблю тебя, — снова и снова повторял он. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем к Сорче вернулась способность думать. Наконец то она услышала слова, о которых так долго мечтала! Что же будет дальше? Притворится ли он, что ничего не произошло, или это был единственный случай, когда он подарил ей признание?
Она решила, что если сможет сама опять заговорить о любви, то, возможно, сможет и он.
— Боюсь, мой прекрасный рыцарь, что тебе придется быть смелее. Я провела слишком много мучительных месяцев, любя тебя и не надеясь на взаимность. Не могу и сосчитать, сколько раз я чуть с ума не сходила, рассуждая, как можно быть настолько глупой, чтобы надеяться на твою любовь.
— Почему ты решила, что я не могу любить тебя?
— Этому есть много причин. Не забудь, что сначала ты считал меня совсем сумасшедшей.
— Немножко сумасшедшей, — поправил Руари и усмехнулся. — Так же, как и всех в вашем клане. Но каким же я был дураком, что так долго старался сопротивляться чувству. В тебе есть сила, энергия, дух и красота. Правда! А глаза твои — самые прекрасные во всей Шотландии!
Услышав такие комплименты, Сорча покраснела.
— Ты похожа на вереск. Ведь он способен сделать прекрасным даже самые суровые холмы в нашем краю. Ты нежная и хрупкая, как этот цветок. Ты беседуешь с призраками, но это не имеет никакого значения. Единственное, что мне необходимо, это ты. Я хочу только тебя.
— Ты мне тоже необходим, Руари, — сказала Сорча, обвив руками его шею и нежно целуя его.
Скажи это еще раз, громко и ясно, любовь моя! Мне так нужны твои слова!
— Я люблю тебя, Руари!
— А я люблю тебя, Сорча, жена моя! И хотя совсем ничего не понимаю в воспитании детей, надеюсь, что бог пошлет нам их!
Оба знали — наступил тот важный момент в их жизни, который они будут помнить и хранить, как самое дорогое, долгие годы.
Сорча улыбнулась молодой горничной, которая помогала ей вымыться и надеть чистую рубашку. Устраиваясь поудобнее в постели, она взглянула на двух женщин, лежавших рядом с ней в комнате. Нейл спокойно отдыхала на кровати справа. Она выглядела так, как будто ей и часа достаточно, чтобы набраться сил и прийти в себя. Слева от нее лежала Маргарет. Всегда красивая, она выглядела сейчас измученной и потрясенной всем только что пережитым. Слегка повернувшись, Сорча взглянула на трех младенцев, мирно спящих в своих колыбельках.
Руари считал, что они стали немного странными во время беременности. Тем не менее он устроил все именно так, как просила Сорча. Была приготовлена специальная комната, где они должны были родить. Причем произойти это должно было в течение одного дня. Именно так предсказала Юфимия всего через несколько недель после свадьбы. Но никто из них троих не открыл своим мужьям еще одно предсказание: каждая подарит своему мужу по семь сильных здоровых сыновей. На них закончится неспособность женщин из клана Хэев рожать мальчиков.
Сорча улыбнулась, услышав голоса мужчин. Им хотелось поскорее увидеть своих жен и новорожденных детей. Нетерпение это лишь подогревалось молчанием снующих из комнаты в комнату повитух и служанок. Мужчины не могли знать, что каждая из них получила приказ не говорить отцам ни слова. Особенно, если родятся мальчики.
