Айвэн сжал зубы, и она поняла, что попала в точку. На скулах его снова заходили желваки.
– Мне кажется, ты путаешь страсть с любовью. Но похоть – не любовь. Желание – вообще штука недолговечная. И я тебе не советую рассчитывать на большее.
Слова эти ударили ее как пощечина. У Люси перехватило дыхание, она даже отшатнулась. Он ведь слышал ночью ее признание в любви! И теперь пользуется этим, чтобы побольнее ранить.
И, надо сказать, ему это неплохо удается…
Люси призвала на помощь всю свою волю. Он не должен догадаться, как ей больно!
– Склоняюсь перед твоими глубокими познаниями в любви, – сказала она с не меньшим сарказмом. – Что до поездки в Сомерсет, можешь не беспокоиться. Я прекрасно доеду одна. Дела в Лондоне намного важнее, я в этом не сомневаюсь.
– Я и не беспокоюсь. Просто я сознаю, что был плохим мужем, и теперь намерен исправиться, – заявил Айвэн так, словно не желал больше обсуждать эту тему.
Люси отвернулась. Он спокоен, как стена! А ее сердце кровоточит, как от смертельной раны…
– Что же, спокойной ночи, – пробормотала она, забираясь под простыню и натягивая ее до самого подбородка.
Люси молила бога, чтобы он поскорее ушел. Иначе она не сможет сдержать слезы и выдаст себя с головой.
Айвэн стоял у двери, держась за ручку, и смотрел на жену. Он не мог понять, зачем сюда вернулся, чего добивался. Перепугался, что ей плохо? Действительно, таким беспомощным, как в те несколько отчаянных мгновений утром, он себя еще не чувствовал. Но когда он узнал причину ее недомогания, испуг уступил место ярости. Он снова почувствовал себя преданным.
И ему понадобился целый день, полночи и бутылка виски, чтобы понять: в ее беременности он виноват больше, чем она. Надо было думать о последствиях, как он это делал всегда. Ведь он не мальчишка, в конце концов! И вот теперь она носит в себе наследника на радость старой ведьме…
Но если он вернулся сюда, то зачем опять бежит? Ведь он может остаться, раздеться и лечь рядом с ней. И хотя она сердится на него, он очень быстро растопит ее злость и наполнит ее страстью. В этом Айвэн не сомневался. Но только в этом. В том, что касалось Люси, это было единственное, в чем он не сомневался. Она желала его почти с такой же силой, с какой желал ее он.
Айвэн смотрел на плавные изгибы ее тела под простыней и знал, что она тоже смотрит на него. Если он сейчас подойдет и обнимет ее, она, конечно, будет сопротивляться. И он это поймет. Но в конце концов она сдастся, и он заставит ее наслаждаться.
А если Люси опять заговорит о любви?
От одной этой мысли на лбу у него выступила испарина. Ему не нужна ее любовь! Ему не нужна ничья любовь!
Айвэн никогда не верил в любовь. Он знал: если что-то и существует между мужчиной и женщиной, то это в лучшем случае смесь похоти и привязанности. А в худшем – западня, в которую он никогда не попадал. Он не такой дурак. Да, конечно, есть женщины, искренне любящие своих детей. И ему хотелось верить, что Люси тоже будет любить их ребенка. Он не мог допустить мысли, что у его ребенка будут такая мать и такая бабка, как у него.
Но любовь между мужчиной и женщиной? Нет! Конечно, она ему нравится, но не более. Он желает ее – но он ее не любит. А она не любит его.
Как бы то ни было, что-то надо делать. Или ложиться с ней, или уходить. Но он все никак не мог решиться. В этот момент Люси зашевелилась, и от страха Айвэн тут же принял решение. Он поспешно вышел прочь, хлопнув дверью сильнее, чем хотел.
И ему стало еще хуже. Он знал женщин и был уверен, что Люси сейчас заплачет, хотя она вовсе не плакса. Айвэн задержался у двери, прислушиваясь, но всхлипываний не услышал и пошел по коридору столь же перепуганный, как и тогда, когда ей было нехорошо. Он не мог помочь Люси, когда ей было плохо утром, и он не может помочь ей сейчас… И почему у них все так сложно? Раньше с ним такого не бывало. И он решил, что с ним такого не будет и впредь.
Когда дверь хлопнула, Люси уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Она содрогалась всем телом, но не издавала ни звука. Он не должен этого слышать. Она зарылась в простыни и излила молчаливой подушке все свое горе, всю свою боль.
Простыни и шелковое покрывало еще пахли им, их любовью, и это усугубляло ее тоску. «Как можно любить человека, вернее, заниматься с ним любовью, – поправила она себя, – и так его ненавидеть?» Такое впечатление, что он ненавидит всех женщин вообще. А может, он их просто боится? Ничего удивительного, если принять во внимание его детство.
Умом Люси это понимала, но сердце ее разрывалось на части.
– Тебя любовь не оставит никогда, – поклялась она, всхлипывая, своему будущему ребенку. – Никогда!
«Как и тебя, Айвэн, хоть ты от нее и отказываешься, – добавила она про себя. – Я буду любить тебя вечно».
Дорога до Сомерсета – целый день в пути – измучила Люси. Ее тошнило не переставая, и им приходилось часто останавливаться. Раньше ее никогда не укачивало, но с беременностью она сама себя не узнавала. Куда подевалась сильная, здоровая женщина, какой она всегда была? Или на нее так дурно влияет брак с Айвэном?
Айвэн не пожелал ехать в карете и скакал рядом на норовистом, недавно купленном коне, которого надо было объездить. По крайней мере, так он сказал. Люси он оставил на попечении служанки.
«Ну, и слава богу», – решила она, хотя ей было грустно оттого, что он так далеко от нее. Впрочем, будь он сейчас рядом, ей, наверное, было бы еще хуже.
Они прибыли на место с наступлением летних сумерек. Хьютон-Мейнор был празднично освещен. Люси знала, что ни мать, ни Гортензия не позволили бы себе такой роскоши. Значит, это инициатива Грэхема, который очень гордился тем, что его новый родственник – граф.
Навстречу им вышли все, даже Черити и Грейс. Люси была рада им как никогда – после знакомства с Айвэном она научилась по-настоящему ценить своих родных. Она обняла всех по очереди, даже Грэхема. Хоть он и зануда, но неплохой человек. А главное, Грэхем – ее брат и искренне за нее переживает.
А когда свои объятия ей открыла мать, Люси чуть не расплакалась.
– Дорогая, дорогая! – бормотала леди Ирэн, прижимая ее к себе с неожиданной силой. – Я так по тебе скучала…
Она обхватила лицо Люси и поцеловала ее, а затем принялась разглядывать дочь светлыми, полными надежды глазами.
Люси поняла смысл ее взгляда. Но она еще не была готова говорить об этом. Не здесь, не в холле, не перед всеми… Тем более что Айвэн совсем рядом.
– Ты выглядишь уставшей, – заметила мать, не сводя с нее проницательного взгляда.
– День был тяжелый. Если ты не возражаешь, я бы легла прямо сейчас.
– Я приказала приготовить твою спальню, – сказала Гортензия, беря Люси под руку. Она взглянула на Айвэна, наклонилась к уху Люси и зашептала: – Я приказала положить на кровать еще один матрас.
