Второй порез оказался глубже, а проклятие, за ним последовавшее, громче, но когда Тайрон взглянул на Рене, он увидел, как она вспыхнула.
— О, вы порезались, месье.
— Я знаю, что я сделал. Может, вы пойдете, — он заставил себя улыбнуться, — пойдете и наденете что-нибудь? Мэгги оставила ваши вещи на стуле, пока вы спали. Ваше присутствие действует на меня и отвлекает настолько сильно, что я исполосую себе все лицо.
Рене стояла, пытаясь поплотнее завернуться в простыню.
— Простите, если мой вид беспокоит вас, — чопорно проговорила она, — но и я смотрю не на пустую стенку.
Она вышла, а Тайрон вдруг понял, что он все еще обнажен, если не считать полосок перевязки.
Он закончил бритье без дальнейшего кровопускания, и когда вышел из гардеробной в бриджах и в белой рубашке, Рене стояла у окна. Ее волосы ловили утренний свет и серебрились, и Тайрон решил, что она так же красива при солнечном свете, как и при лунном. Даже порез на щеке, даже рассеченная губа и синяки, испортившие молочную белизну кожи, не могли приглушить сияние, исходившее из глубины души. Ее нельзя было назвать хрупкой и слабой. Она пережила ужасы террора во Франции, выдержала козни Роса, сумела противостоять нападению Винсента, даже подставила свою шею бандиту с большой дороги с предложением задушить ее, если он подумает, что она лжет. Теперь она отвергла готовность Финна пожертвовать собой ради ее безопасности, а ведь ни один из тысячи аристократов, представителей так называемой благородной крови, даже не подумает о простом слуге.
Она все больше и больше интересовала Тайрона, и за ее улыбку, такую, что дарит она Антуану, он готов был отдать половину сокровищ. Он не рискнул заговорить, пока девушка не почувствовала его взгляд и не повернулась к нему.
На ее лице он увидел такое отчаяние, что, обеспокоенный, он подошел, взял ее за руку и обнял.
— Я могу совершать ошибки, Рене, но среди моих ошибок нет ложных обещаний, которые бы я давал испуганным молодым женщинам. Я сказал: мы вернем Финна, мы привезем его сюда обязательно.
— Я думала сейчас не о Финне, — виновато сказала она, и на ее губах задрожала улыбка. — Я… только поразилась самой себе. Оказывается, я бы хотела, чтобы семеро хныкающих детей бегали у моих ног…
Он стиснул ее в объятиях и зарылся лицом в ее волосы, но не успел он сказать и слова, как в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Тайрон, выпрямившись.
Это был Антуан, он вбежал и сразу бросился к Рене, совершенно забыв, что уже снова может говорить. Месье Дадли велел мне подняться сюда, но очень тихо. Большая толстая леди в кухне и двадцать человек возле черного хода!
— Это, должно быть, Мэри, наш повар, — объяснил Тайрон со смехом. — Каждый пострел в Ковентри знает, когда она печет хлеб, вот они и тянутся сюда, как гуси, друг за другом, и ждут, чтобы набить карманы. — В ответ на немой вопрос Рене он слегка пожал плечами, — Я сам хорошо помню, что значит голодное утро.
Но не это поразило ее.
— Вы умеете читать по его губам! А в башне вы делали вид, что не умеете.
— Я? Возможно, потому что он говорил по-французски, а я этот язык плохо знаю. А чтобы объясниться с человеком, не произнося ни звука, есть много вариантов. — Он посмотрел на мальчика. — Но Дадли совершенно прав. Было бы лучше, если бы вы остались здесь и вели себя тихо. Мэри, конечно, видит только то, что хочет видеть, но у мальчишек, как известно, глаза очень любопытные, а языки болтливые. Я попрошу Мэгги принести поднос.
Он вернулся в гардеробную и появился спустя несколько минут. Его волосы были собраны на затылке и густо присыпаны пудрой. Казалось, пустяк, но это прибавляло ему на вид лет десять и придавало внешности угрюмость. Он надел шоколадного цвета жакет и полосатый шелковый жилет, на ходу повязывая шейный платок.
— Тайрон?
Он остановился и оглянулся.
— Вы не станете предпринимать… не пойдете куда-нибудь… не предупредив меня?
— Я только спущусь вниз. Когда мы с Дадли решим, как поступить, что предпринять, я приду и скажу вам. И отойдите от окна, мамзель. Вы словно ангел с ореолом вокруг головы, и не стоит искушать бедных грешников, которые пройдут мимо.
Дадли ожидал Тайрона в библиотеке. Его ботинки были облеплены свежей грязью, нос был красный, и с него капало.
— У тебя чертовски веселенький вид, — заметил Тайрон.
— Еще бы! В то время как некоторые валялись в теплой постели, я болтался по этому благословенному городу. И ничуть не удивился, когда обнаружил, что подхватил эту заразу вчера ночью. — Он поднес к носу огромный квадрат полотна и удовольствием высморкался, а потом, аккуратно сложив его, сунул в карман.
— Что-нибудь разузнал о Финне?
— Он в подвале, двойной караул снаружи и двойная охрана внутри.
— Есть какой-нибудь способ связаться с ним?
— Только через соседнюю камеру.
— Рене волнуется, что он может навредить себе ради ее спасения и мальчика.
— Ты веришь ей?
— Я не сбрасываю со счетов преданность старого жулика.
У Дадли поднялась бровь.
— Он нравится тебе, не так ли?
— Он тебе все больше нравится. — Тайрон выругался, перебирая пачку бумаг на столе. — Где, черт побери, мои эскизы улиц того района?
— Слева, — спокойно показал Дадли. — Но тебе может помочь только какая-нибудь тайная армия, а я о такой ничего до сих пор не слышал. Пока его держат там. проникнуть к нему невозможно.
— Тогда надо придумать что-нибудь такое, чтобы заполучить его в открытую.
— Я согласен на это, но как?
— Мы заставим Роса подать его нам на блюдечке. Мы предложим обмен. Мы сделаем ему такое предложение, от которого этот жадный ублюдок не сможет отказаться.
Дадли похлопал по нагрудному карману и вынул оттуда два свернутых листа пергамента.
— Я не знаю, но, кажется, мальчик прав насчет гарнитура «Кровь Дракона»; стоимость его возрастет, если рубины и «Жемчуг Бретани» окажутся вместе. Рос и Винсент тоже об этом говорили тогда в карете. Я попросил Джеффри Бартоломью поразведать осторожно об этом гарнитуре. Драгоценные камни принадлежали какому-то одному старому барону, которого убили в те времена, когда убивали кровных родственников ради трона. «Жемчуг Бретани» вообще бесценен. Его назвали так в честь принцессы, которая, по слухам, родила сына, и этот парень не только бросил вызов королю за право владеть троном, но вообще ход истории изменил; он под одной короной объединил Францию и Англию. Каково? А революционное правительство, понятное дело, стремится вернуть драгоценности, а французский двор в Лондоне наверняка готов заплатить, чтобы удержать их в своих руках.
— Да, тебе сегодня пришлось побегать.
