– Что, боишься, что твоя невеста уже потеряла невинность? – презрительно посмотрела через плечо Рейна и, повернувшись вышла из кельи.
Смутившись, Виктор бросился за ней, схватил ее за руку и не отпустил, даже когда она попыталась вырваться.
– Рейна, мы собираемся пожениться! Если тебя кто-нибудь обидел раньше, скажи мне. Я имею право знать! Я отомщу твоему обидчику!
Рейна гордо посмотрела на него и ответила:
– Никто бы не посмел обидеть меня, так что незачем да и некому мстить.
Виктор внезапно почувствовал уважение к этому маленькому воину, хрупкому, нежному, но такому сильному и храброму. И его лицо озарилось сочувствующей улыбкой.
– Тяжело, должно быть, тебе пришлось, малышка. Постоянно ждать неприятностей и опасаться даже во сне, – это трудно. Все изменится когда ты станешь моей женой.
– Ну да, тогда мне придется опасаться только тебя, – уколола она.
– Если ты хочешь воевать – это твое дело, Рейна, – хладнокровно сообщил он ей. – Лично я думаю, что твоя жизнь станет даже легче, значительно, особенно, если будешь со мной, а не против меня.
– Но мы ведь враги! – воскликнула она.
Пробормотав себе под нос проклятья, он схватил девушку и притянул к себе.
– Враги, говоришь?! Нет, мы будем мужем и женой, а не врагами. И воевать станем только в постели. А от твоей дурной привычки – спать одетой, ты избавишься очень скоро.
Рейна от удивления даже рот открыла:
– Значит, мне придется замерзать?
Он откинул голову назад и громко рассмеялся.
– О, это едва ли! Неужели ты думаешь, что я позволю тебе замерзнуть. Моей госпоже будет уютно, тепло. Я согрею тебя всю: от волос до кончиков ногтей на твоих ногах.
Девушка пристально посмотрела на него. Ее лицо помрачнело, как будто темное облако пробежало по нему. Наконец, Рейна, очевидно, отбросила мучившие ее мысли и сказала:
– Пойдем, поищем Пелагиуса.
– Пойдем, – согласился Виктор.
Они осмотрели близлежащие холмы и долины, однако, монаха нигде не было. Потом, увидев кружащихся вдали воронов, пошли в ту сторону. Они взобрались на обрывистый, крутой обломок скалы и на его краю увидели отшельника, стоящего к ним спиной.
Сухая, высокая фигура, одетая в темный балахон, четко вырисовывалась на фоне синего неба. Пелагиус стоял на самом краю утеса, и угольно-черные птицы садились на его голову и распростертые руки. Возле ног другие вороны клевали еду. Виктор подумал про себя, что этот монах похож на ветхое, огородное пугало.
– Святые угодники! Он опять это делает! – с беспокойством вскрикнула Рейна.
– Делает – что? – не понял Виктор.
– Умерщвляет плоть крестом. Он целыми днями занимается этим во время поста.
– А зачем?
Рейна посмотрела на него, как на сумасшедшего:
– Ну, конечно, для того, чтобы через муки прийти к благодати господней.
– А, понятно, – вдруг озорно, по-мальчишески, подмигнул он девушке. – А ты б когда-нибудь хотела тоже ее сподобиться?
В ответ в улыбке сверкнули ее зубы. Затем они молча, медленно направились к Пелагиусу.
Монах не двигался, очевидно, не слыша их шагов, однако, до Виктора донеслось монотонное бормотание. Рейна тихонько коснулась плеча Пелагиуса, и тот резко повернулся к посетителям.
– Кто пришел? – спросил он хриплым голосом.
Виктор изумленно уставился на монаха, больше похожего на душевнобольного, чем на святого человека. Это был высокий, крепкий мужчина с густой бородой и длинными всклокоченными волосами, запачканными, как предположил конунг, птичьим пометом. Нос у него был красноватый, а глаза страстно и пристально наблюдали за гостями из-под лохматых бровей. Кожа на руках Пелагиуса потрескалась, стала шершавой. Лицо избороздили морщины, казалось, он не понимает, кто стоит перед ним.
– Пелагиус, это я – Рейна, – сказала тихо девушка.
Монах, наконец, опустил руки и перевел полубезумный взгляд с нее на Виктора, затем вновь раздался его каркающий хриплый голос.
– Ты прервала мою молитву, дитя мое. Зачем ты здесь?
– Я пришла, чтобы попросить тебя обвенчать нас. Я выхожу замуж за конунга Виктора Храброго.
Монах закашлялся и подозрительно посмотрел на Виктора:
– Она говорит правду, викинг?
– Да, мы женимся и были бы счастливы, если бы ты посетил нас вечером.
Пелагиус вытер нос грязным рукавом своей хламиды и осуждающе посмотрел на Рейну.
– Нельзя венчаться во время Великого поста, дитя мое.
– Но пост уже кончился, – с удивительной нежностью сказала девушка, – теперь уже лето.
– А-а! Память стала меня часто подводить.
– Так ты нас обвенчаешь? – тихо переспросила она.
Отшельник покачал головой.
– Нет, дитя, я не могу. Я не посвящен в духовный сан.
– Ну, может, ты хотя бы благословил нас? – Рейна умоляюще сложила руки у груди, а Пелагиус указал перстом на Виктора и испуганным шепотом спросил:
– Ты хочешь жить в грехе с этим язычником, с этим варваром?
– У меня не было выбора, отче, – с горечью ответила девушка, – воины Виктора Храброго схватили моего брата и еще одного воина. Их немедленно казнят, если я не выйду замуж за него. – Она бросила взгляд на Виктора и добавила: —… И, кстати, мой будущий муж – тоже христианин. Может он увидел свет истины, когда отправился в Валгаллу?!
Пелагиус с оттенком сомнения и волнения посмотрел на Виктора:
– Так это ты, сын мой, воскрес из мертвых?
Конунг кивнул:
– Ну… в каком-то смысле, да.
– И ты теперь христианин, Виктор Храбрый?
– Да…
Лицо монаха по-прежнему не изменилось и осталось все таким же недоверчивым. Пелагиус повернулся к Рейне:
– Он не лжет?
– Я не знаю. Но ты благословишь наш союз?
– Да! Приду, – еле заметно кивнул Пелагиус и посмотрел на Виктора из-под лохматых, нависших бровей, а потом добавил: – Я благословлю твой союз с Рейной, викинг, потому, что она меня просит об этом. Но если ты мне солгал, я тебя прокляну.
– Спасибо за откровенность, – добродушно произнес Виктор.
Пелагиус отказался сесть на лошадь Виктора. И когда они направились к себе в поселок, он пошел за ними пешком, бормоча под нос молитвы и опираясь на высокий посох.
Виктор наклонился к Рейне и, нахмурившись, сказал ей:
– Все-таки жаль, что он не согласился сесть на лошадь. Если мы так будем передвигаться, то вряд ли попадем на свою собственную свадьбу.
– Пелагиус принял обет: любить все живое, – тихо объяснила Рейна. Для него сесть верхом на лошадь – это значит причинить ей страдания.
Виктор усмехнулся:
– Такая верность обрядам не всегда полезна, – он посмотрел еще раз на монаха и добавил: – Он наверное никогда не слышал, что телесная чистота – верная спутница душевной.
