Воистину их дерзость не знает границ.
Да, дерзость сестер Нуаро перешла все мыслимые границы. Но, как и все, что они делали, статья была хорошей. Кливдону хотелось обнять и расцеловать за нее Софию, впрочем, она была не первой в его списке.
Не из-за Софии он не спал всю ночь.
Не София заставила его полночи ходить по комнате, споря с самим собой. Бесплодный спор.
После того, как он ушел с бала, выбрался на улицу и понял, почему его бьет дрожь, Кливдон осознал, что есть только один способ положить конец этому затянувшемуся фарсу.
Поэтому он терпеливо ждал, пока леди разойдутся, чтобы переодеться к ритуальному променаду в Гайд-парке.
После этого он быстро перешел улицу и открыл дверь в магазин.
Колокольчик снова звякнул. «Неужели они никогда не отправятся домой?» — устало подумала Марселина.
Она была счастлива, очень счастлива. Этот день был не похож на другие, даже на тот, когда она вернулась из Парижа, и дамы заходили посмотреть на знаменитое платье. Но сегодня леди шли толпами. Их старый магазин ни за что не вместил бы всех желающих. Теперь ей придется нанять не меньше шести новых швей, причем немедленно, иначе они не смогут выполнить все принятые заказы в согласованные сроки.
Все это промелькнуло в ее голове за секунду до того, как она подняла взгляд от подноса с лентами, которые разбирала, и посмотрела, кто пришел.
И сердце болезненно защемило.
Джентльмен переступил порог, остановился и оглянулся. Он сделал это так, как и любой джентльмен, пришедший в магазин впервые: обвел холодным взглядом зал, решая, есть ли в нем что-то, достойное его высочайшего внимания, не замечая жалкую лавочницу за прилавком.
Впрочем, он не впервые находился в этом магазине. И это был не «любой» джентльмен.
Это был Кливдон, высокий и надменный, в безукоризненной шляпе, из-под которой виднелись волнистые волосы. У него была прогулочная трость, на которую он положил обе руки, когда остановился, чтобы оглядеться. Лайковые перчатки обтягивали их, как вторая кожа.
Его руки…
Она помнила, как эти руки обнимали ее, гладили по спине, ласкали груди…
Будь это другой джентльмен, хозяйка магазина бросилась бы ему навстречу, готовая уделить всяческое внимание.
Марселина осталась на месте, оперлась обеими руками о прилавок и сказала:
— Добрый вечер, ваша светлость.
— Добрый вечер, миссис Нуаро. — Он снял шляпу и поклонился.
Марселина присела в реверансе.
Кливдон положил шляпу на стул, подошел к манекену и стал рассматривать платье.
Оно было сшито из темно-серого тюля — такой цвет называют «лондонский дым», и отделано ярким розовым сатином. Юбку украшала вышивка — перевитые розы и листья.
— Выглядит очень… французским, — заметил он.
— Я всегда одеваю манекены смелее и более вызывающе, чем покупателей, — пояснила она. — Взглянув на манекены, они уже не пугаются и не устраивают истерик, если я предлагаю им нечто отличное от того, к чему они привыкли.
Кливдон улыбнулся.
— Не могу с этим не согласиться, — кивнул герцог. — Кстати, я был рад увидеть, что мисс София сумела обратить вчерашний скандал вам на пользу. Впрочем, ничего другого я от нее и не ожидал.
— Зато я ожидала намного большего от тебя, — вздохнула Марселина. — А ты все испортил.
— Да, — не стал спорить герцог. — Но что еще можно было сделать? Я предложил стать герцогиней Кливдон не той женщине.
Марселине показалось, что у нее останавливается сердце. Предательски закружилась голова.
Кливдон подошел к двери и перевернул табличку на «Закрыто».
— Мы еще не закрылись, — сказала Марселина и удивилась: интересно, почему ее голос звучит вроде бы издалека?
— На сегодня дел хватит, — махнул рукой герцог.
— Это не тебе решать, — нахмурилась она.
Герцог подошел к прилавку.
— Выйди оттуда.
— Ни за что!
Тогда он улыбнулся. Его красивый рот дрогнул, чувственные губы чуть скривились, а невероятные зеленые глаза посмотрели на Марселину с насмешливой приязнью. Их взгляд проникал прямо в сердце, делая ее слабой и безоружной.
— Мне нужно как можно больше покупателей, — заявила она. — Нельзя быть уверенной, что леди Клара вернется…
— Ты отлично знаешь, что она непременно вернется. Ей необходимы платья, вселяющие в нее уверенность, дающие силу справляться с глупыми мужчинами.
— А поскольку в ближайшем будущем герцогини Кливдон не будет, — продолжила Марселина, — мне придется иметь дело с простыми смертными.
— Я подумал, — медленно проговорил герцог, — что ты могла бы стать герцогиней Кливдон.
Впервые в жизни Марселина лишилась дара речи. Но одновременно она почувствовала приближение беды. Хотя поскольку то, что он сказал, невозможно, можно надеяться, что она что-то не так расслышала. День был долгим и суматошным. Ему предшествовала мучительная бессонная ночь. А после того, как Софи рассказала о скандале на балу, Марселина не знала, смеяться ей от радости и облегчения или плакать от отчаяния. Все ее планы рухнули. Все, что она пережила, оказалось напрасным. Она так старалась и заплатила очень высокую цену. А после рассказа Софи оказалось, что все ее надежды рухнули.
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Не помогло. Ей необходимо сесть. И выпить чего-нибудь крепкого.
— Ты не в своем уме? — осведомилась Марселина.
— Насчет ума я точно не знаю, — усмехнулся герцог. — Но сейчас я прислушиваюсь к зову сердца.
Марселина попыталась собраться с мыслями.
— Я понимаю, что происходит, — начала она. — Ты уязвлен. Очаровательная девушка, которую ты любил всю жизнь…
— Как сестру, — перебил ее герцог. — Она права. И ты права. Я любил и люблю ее как сестру.
— Ты еще в шоке, — пробормотала Марселина. — Она тебя унизила перед всеми. Люди ей аплодировали. Я понимаю. И теперь ты пытаешься нанести ответный удар.
— Кларе? Глупости! Она абсолютно права. Эта милая девочка поняла, что во всех моих действиях не было сердца, не было страсти. Она распознала игру. Я выполнил твои инструкции очень точно. Как выполняют инструкции по посадке дерева или раскрою платья. А так не должно быть. Все должно произойти само собой, разве не так?
— Перестань, — простонала Марселина. — Прекрати немедленно. — Ей хотелось бежать без оглядки и как можно дальше, потому что всеми фибрами своей души она желала сказать «да». А это был самый короткий путь к самоуничтожению.
— Покинув бал, я понял, что Клара отпустила меня. Она спасла нас обоих. И была права. Я не смог бы стать мужем, которого она заслуживает. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя.
