превознося нищету?
– Полагаю, никакие.
Хэтти почувствовала его руку на бедре, тяжелую и теплую, и в ответ ее тело смягчилось. Какое счастье, когда есть муж, который знает, как ее успокоить!
Перед мысленным взором Хэтти возникла ножка с натертыми пальцами. Она подняла голову.
– Ты веришь, что бедность можно искоренить?
– Если ты имеешь в виду относительную бедность, то нет. – Люциан обнял ее крепче. – Если же абсолютную… Попрошаек на каждом углу, работные дома, трущобы? Убогие жилищные условия для рабочих? Тогда – да. Мы это изменим!
Из глубины ее души вырвалось теплое чувство, наполнившее тело до отказа. Хэтти казалось, что она вот-вот лопнет: болела грудь, легкие жгло. Она тихо дрожала в темноте. «Я влюбилась, – думала она. – Караул! Я в него влюбилась!»
На следующее утро оба встали рано, потому что Хэтти решила позавтракать в компании мистера Мэтьюса: бедняга застрял в гостинице из-за проливных дождей, затопивших южную железную дорогу, и ей захотелось его подбодрить. Впервые за пять дней Хэтти выглядела цивилизованно – была аккуратно одета и причесана стараниями Мари, хотя та едва сдерживала улыбку, когда завивала и укладывала ей волосы. Похоже, вся гостиница знала, что Блэкстоуны наконец-то начали свой медовый месяц. Белокурая официантка, подававшая завтрак, бросала украдкой такие красноречивые взгляды, что Хэтти хотелось залезть под стол. К счастью, мистер Мэтьюс ничего не замечал и просто заказал копченого лосося и черный кофе. Оголодавшая Хэтти позарилась на полный шотландский завтрак – яичницу-болтунью, грибы, жареные помидоры, ломтики бекона и острые колбаски…
– Ребята привезли почту из Оштермучти, – сообщила официантка, вернувшись с нагруженным подносом, и положила на стол маленький конверт. – Для вас письмо, мэм.
По спине Хэтти пробежала приятная дрожь.
– Ответ от Люси! – воскликнула она, ломая печать. – Джентльмены, вы не возражаете?
Оксфорд, 4 октября 1880 года
Дорогая моя Хэтти!
Твое письмо преисполнило меня облегчением, гордостью и раскаянием. Облегчением – потому что ты в порядке; гордостью – потому что ты продвигаешь наше Дело даже в столь отдаленном уголке страны, как шотландская деревушка; раскаянием – потому что мы и в самом деле должны прикладывать больше усилий для создания женских профсоюзов.
Вот что я обо всем этом думаю: ты называешь женщин-шахтеров грозной армией, но эта армия на пустой желудок не сражается. Мы не можем с чистой совестью призывать на свои собрания и привлекать к участию в пикетах тех женщин Британии, которые живут впроголодь, и требовать, чтобы они тратили свои кровные на оплату дороги и еды вдали от дома. Мы даже не вправе ожидать, чтобы они платили за почтовые марки. Если хотим получить армию, нам понадобятся средства. Следовательно, первым делом надо запустить кампанию по сбору средств на материально-техническое обеспечение и питание – хотя бы горячий чай и булочки по прибытии на место акции. Реально ли организовать кампанию такого размаха? Хорошо бы собраться и все обсудить, но я заранее тебе скажу: будет непросто. Тем не менее этим надо заняться, это необходимо для перспективы – равенства всех женщин и перед законом, и в браке.
Не правда ли, странная мысль, что для женщин существуют отдельные правила лишь потому, что мы – женщины, причем варьируются они в зависимости от того, какое платье мы носим и сколько у нас богатства. Если я выйду из кареты как леди Люсинда, мужчины бросятся со всех ног подать мне руку; если бы я нарядилась в рабочую одежду женщины-шахтера и стала просто мисс Люси, им было бы плевать, что я таскаю тележки с углем, словно пони. Это напомнило мне о письме от нашей американской сестры, которая поняла это после того, как прочла речь черной суфражистки по имени Сотжорнер Трут – миссис Трут справедливо заметила, что мужчины, галантно переносившие женщин через канаву, не стали бы предлагать ей помощь из-за цвета ее кожи, и она якобы воскликнула: «А разве я – не женщина?» Хэтти, никогда не сомневайся: то, как женские тела ценят и распределяют по классам, зависит от положения в обществе и, соответственно, от разных ролей (племенная кобыла, любовница или рабочая лошадь), в которых наши мужчины или даже другие женщины нас видят.
Сейчас я вынуждена прерваться, потому что поправку вынесут на рассмотрение через два дня, а еще не убедила в необходимости ее принятия и половины тех, кто должен быть на нашей стороне.
Лондон, 5 октября
Лоббирование идет столь же туго и болезненно, словно удаление зубов. Баллентайн помогает мне тайными махинациями, но после недавнего прихода к власти либералов консервативные члены парламента, которые нужны нам для подавляющего большинства, похоже, стали вдвое упрямее.
Лондон, 7 октября
Я все еще в ярости и писать не могу – ты наверняка прочла обо всем в газетах – мы проиграли! Поправку категорически отклонили! Против нас снова проголосовала вся Партия за самоуправление Ирландии. Чертовы лицемеры – кроме независимости для самих себя, их ничего…
Хэтти бросило сначала в жар, потом в холод.
– О нет! – воскликнула она. – Только не это!
– Что-нибудь случилось?
Люциан и мистер Мэтьюс смотрели на нее с тревогой. Хэтти попыталась сделать равнодушное лицо.
– Неважные известия от моей подруги, – пояснила она. – Ничего серьезного.
Она вернулась к еде, но глотала с большим трудом. Они снова проиграли. Вероятно, Люси раздавлена. И она, Хэтти, хуже всех – все эти дни даже не вспоминала о внесении поправки, а кувыркалась с мужем в постели.
Ей удалось кое-как справиться с завтраком, слушая последние сплетни и болтовню мистера Мэтьюса о Лондоне, о погоде…
Невыносимо, если твое право оставаться человеком после вступления в брак только что снова отвергли!
* * *
Люциан знал, что жена глубоко страдает, несмотря на свой любезный вид, и после завтрака последовал за ней в номер, вместо того чтобы изучать материалы по реформе подоходного налога.
Она стояла у окна к мужу спиной.
– В чем дело? – потребовал ответа Люциан.
Хэтти повернулась, прижимая пальцы к губам.
– Текст поправки к закону о собственности замужних женщин отклонили.
– Ясно. – Он вообще не знал, что такую поправку представили парламенту.
– Ты не понимаешь, – дрожащим голосом проговорила Хэрриет. – Текст писал герцог Монтгомери – его законопроекты принимают всегда…
– Разве он не нажил себе кучу врагов, когда женился на своей любовнице и сменил партию?
Хэрриет покраснела.
– Она не любовница! К тому же большинство в палате общин сейчас у либералов, а он ушел от тори – для них мы вообще не люди! – Она металась по номеру, прижав ладони к щекам. – Это всего лишь первое чтение, – бормотала она, – будет
