Это не ускользнуло от Паши.
— Ты, похоже, готова, — произнес он и, подсунув ладони ей под бедра, начал медленное проникновение вглубь.
Наблюдая, как он скрывается в ней, Трикси почувствовала, как ее захлестнула волна наслаждения, и закрыла глаза.
— Открой глаза, или я остановлюсь.
Его голос донесся до нее словно издалека, но смысл сказанного проник в сознание. Ее ресницы дрогнули, глаза приоткрылись.
— Теперь хорошо, — промолвил Паша. — Скажи, когда я достигну предела.
Зрелище в зеркале завораживало и ужасало. Его тугая плоть все еще оставалась видимой.
— Может ли нимфа целиком принять то, что предлагает сатир? — спросил он.
В ответ ее естество завибрировало, и она кивнула.
— Я тебя не слышу.
— Да, — прошептала она, дрожа от вожделения.
— Ты в состоянии принять его целиком?
Она видела и чувствовала — или ей только, казалось, — как он становится все толще и тверже в упоительном слиянии тактильных и визуальных ощущений. Она что-то едва слышно прошептала.
— Ответь мне.
— Я хочу его весь, — выдохнула она, дрожа от сладостного предвкушения экстаза.
— Смотри, — приказал он вкрадчиво, и мышцы его бедер напряглись.
И когда она подчинилась, то увидела, как он сделал движение и темнокожий таран медленно скрылся, проглоченный ее тканями, нехотя уступившими невероятному давлению снаружи. Она приняла его в свое расплавленное лоно, и он почувствовал ее лоснящийся, огненный жар, плотно стянувший его со всех сторон. Тело Трикси сотрясалось от конвульсий.
— Скажи, что ты моя!
— Лишь после того, как услышу от тебя то же самое, — прошептала она, даже в экстатическом упоении не в силах отринуть мысль о независимости.
— Я — твой, — открыл он ей свое сердце.
— Я принадлежу тебе телом и душой, — прошептала она, продолжая вращать бедрами. Умопомрачительное наслаждение достигло невиданных высот и пронзило ее раскаленной молнией, рассыпавшейся мерцающими искрами.
— Ты восхитительна, — простонал он.
— Ты неподражаем.
Она просияла обворожительной, кокетливой, исполненной любви улыбкой.
На другое утро их обвенчал архиепископ Грегориос. На немноголюдной церемонии присутствовал Макрияннис со своим отрядом, братья монастыря Святого Ильи, а также французский и английский консулы.
В часовне, озаренной сотнями свечей и пронизанной ароматом цветов из монастырского сада, юный Крис с мальчишеской гордостью исполнил роль посаженого отца своей матери.
Трикси медленно шла по нефу, сжимая маленькую ладошку сына, Паша ждал ее у алтаря. Его взгляд светился любовью и гордостью, а душа была исполнена искренней благодарности. На Трикси было простое платье из розового щелка, подпоясанное белыми лентами, купленное Макрияннисом в Навплионе. В руке она держала скромный букетик белых. роз. Венок из таких же роз украшал ее голову. Она была похожа на златокудрого ангела.
Из-за четырехлетнего мальчика и, возможно, из-за Паши питавшего неприязнь к подобным мероприятиям, греческую церемонию бракосочетания значительно сократили. Когда их объявили мужем и женой, Паша с галантным поклоном и широкой улыбкой представил Трикси небольшой аудитории..
— Моя жена, леди и джентльмены. Я самый счастливый человек на свете, — объявил он радостно.
Трикси не сдержала слез, а Паша прильнул к ней в поцелуе, потому что не знал другого способа осушить женские слезы. Собравшиеся огласили часовню радостными криками и захлопали в ладоши. Трикси успокоилась, а отец Грегориас, выждав длительную паузу, громко кашлянул, чтобы напомнить Паше-бею, что они находятся в церкви.
Прием проходил в монастырском саду, заросшем лилиями. Все от души веселились, забыв на время о войне. Молодожены строили планы провести два дня из положенного им медового месяца на вилле в окрестностях Навплиона. Но не в полном уединении. Они собирались взять с собой Крис и его друзей, а Макрияннис со своими солдатами вызвался их охранять. Несмотря на краткосрочность и сопровождающую свиту, это все же будет нечто вроде медового месяца. Паша решил непременно подарить Трикси эти два дня перед отъездом на войну.
До последнего момента он ей не скажет, что не берет ее с собой.
Он не хотел омрачать блаженство отведенных им вместе дней, возможно, последних в их жизни, когда война вспыхнула с новой силой. Макрияннис со своим отрядом получил приказ прорваться сквозь турецкую осаду, обложившую Миссолунги.
Вино весь день лилось рекой, и поздним вечером воины покидали монастырь веселые и шумные. Тем не менее в силу привычки, выработавшейся в этой разоренной войной стране, они образовали вокруг Трикси и мальчиков плотное кольцо. Колонна во главе с Пашей и Макрияннисом двигалась, построившись в военном порядке, с оружием наготове.
Новость о Пашиной свадьбе не могла оставаться тайной в городке, где информатор сидел на информаторе и десятки стран имели своих шпионов: от точной дислокации такого воинского формирования, каким командовал Макрияннис, зависела жизнь целого турецкого батальона.
Марсель и Жером сидели в ожидании с самого утра. Войти в монастырь и выйти из него можно было только одним путем.
Расположившись у открытого окна снимаемой ими квартиры, Жером держал в руках свое лучшее ружье, а на столике рядом с ним лежало еще шесть заряженных стволов. При первых звуках мужских голосов, донесшихся со стороны спускающейся с холма дороги, он ощутил легкую дрожь.
Они приближались.
Но с тех пор как Марсель увидел леди Гросвенор, она завладела всеми его помыслами, и личные интересы пришли в противоречие с поставленной перед ним задачей. Он почти чувствовал шелк ее светлых волос, видел ее глаза, глядящие на него со смиренной покорностью, ощущал себя в ее роскошном теле. «Теперь ждать недолго», — сказал он себе, сидя на дереве, нависшем над дорогой. Отлично тренированный, он планировал спрыгнуть сверху на ее коня, когда она будет проезжать, и вместе с ней дать стрекача.
Жером собирался застрелить мальчишку. Нет ничего легче. Марсель снимет Пашу-бея, который, по его пред положению, будет сопровождать свою молодую жену.
Профессиональный убийца, Марсель ничуть не сомневался в своих способностях. Тут он услышал мужские голоса. Уровень адреналина у него в крови резко подскочил.
Когда отряд перемещался по дороге на подступах к городу, вдоль обочины толпились люди. Они дарили Паше цветы и желали счастья в семейной жизни. Известие о его женитьбе было у всех на устах; о его солдатских подвигах ходили легенды, и в этой маленькой стране, отстаивавшей свою свободу, он был настоящим героем. Свешиваясь с седла, он приветствовал своих благожелателей, принимал цветы, пожимал руки и просто улыбался, слушая поздравления.
