Джейк Филдинг в свои двадцать два управлял богатейшим в Техасе ранчо, перегонял огромные стада по Чизхолмской тропе на пустые рынки Севера, выводил новые породы скота, чье потомство и сейчас заполняет пастбища Техаса. Все, что осталось сегодня от ранчо “Три холма”, создавал Джейк Филдинг.
Ни Джед, ни Джейк не были великими или идеальными людьми. Просто они делали то, что должны были делать. Они как бы оставили потомкам часть себя, а большего и нельзя было требовать.
Но ему, Джошу, нечего было оставить после себя. Он причинил страдания своей семье, бросил родных. Проехал два штата, чтобы заявить свои права на то, что ему никогда не принадлежало, и путь его был отмечен кровью и ложью. Джошу Филдингу в двадцать два года нечем было гордиться. Даже женщина, которую он полюбил, возненавидела его.
Ковбои повели лошадь к буровой вышке, ее копыта скользили по грязи. Сердце Джоша билось медленно и ровно, он сидел в седле выпрямившись. Ему оставалось только одно – достойно умереть.
– Давай, парни, кончать с этим. Мы и так потратили слишком много времени на этого подонка.
Кто-то забрался на балку и накинул петлю на шею Джоша, грубая пенька скользнула по горлу, петлю стали затягивать.
Горизонт уже начал желтеть, но Джош понимал, что ему не суждено увидеть, как солнце снова встанет над ранчо “Три холма”. Он закрыл глаза.
– Джонсон, да перестань ты возиться с этой чертовой веревкой! Пора кончать.
Джош попытался прочесть молитву. Мать одобрила бы это. Но слова молитвы упорно ускользали от него.
– Проклятие! Кто-то скачет! Джонсон, слезай оттуда… хлестни лошадь!
– Если ты сделаешь это, тебя самого вздернут, – прогремел голос Джорджа Гринли. Держа в руке ружье, он направил свою лошадь на толпу, лицо его было твердым как камень. Гринли сопровождал помощник шерифа. Крики стихли, но чувствовалось, что толпа по-прежнему зла и возбуждена.
Анна соскользнула с седла, и ее ноги тут же глубоко увязли в грязи. Пошатнувшись, она едва не упала, но не отрывала взгляда от Джоша. Он возвышался над колышущейся толпой. Руки его были связаны за спиной, он смотрел прямо перед собой, а на его шее была затянута петля. Анна стала пробираться сквозь толпу, казалось, что понадобится целая жизнь, чтобы добраться до Джоша…
– Это не ваше дело, Гринли! – крикнул кто-то из ковбоев. – Убирайтесь отсюда. Мы сами разберемся.
– Эй, Гринли, с каких это пор вы стали защищать бродяг и убийц? Нам здесь такие не нужны. И Бог свидетель, сегодня мы избавимся от одного из них!
Толпа с угрожающим видом двинулась вперед. Гринли, остановивший свою лошадь между Джошем и толпой, вскинул ружье. Помощник шерифа подъехал к Джошу, снял петлю с его шеи и разрезал веревки на запястьях.
– Шериф просил передать вам, что не смог сам приехать сюда, потому что сейчас он разбирается с настоящим убийцей Большого Джима, – сообщил Гринли.
– О чем вы говорите, черт побери? Мы уже поймали убийцу Джима, а вы хотите освободить его!
Кто-то из ковбоев выхватил револьвер, и Гринли моментально направил на него ствол ружья. Помощник шерифа тоже выхватил оружие из кобуры. В воздухе повисло такое напряжение, что казалось, его можно было потрогать.. Джордж Гринли медленно опустил ружье и обвел толпу взглядом, полным презрения и сожаления.
– Вы просто дураки, – спокойно промолвил он. – Да на любого из вас даже пулю тратить жалко.
Анна наконец пробилась через толпу, но дальше не могла ступить ни шагу. Джош стоял рядом с лошадью и с отсутствующим видом потирал запястья. Одежда его была изодрана, лицо распухло, на шее краснел след от веревки. Сердце Анны замерло, ей захотелось крикнуть, позвать Джоша, однако она не могла даже пошевелиться.
Джордж Гринли говорил тихо, но голос его звучал отчетливо в рассветной тишине:
– Посмотрите на себя. Посмотрите друг на друга. Вы решили сами устроить расправу, но так увлеклись этим, что упустили настоящего убийцу, а повесить хотели невиновного. Причем повесить только за то, что он чужак, что заставлял вас работать, стараясь возродить ранчо.
Знаете, что я вам скажу, ребята? У этого чужака больше прав находиться здесь, чем у любого из вас. Его зовут Джош Филдинг, и это ранчо основал его дед. Но не думаю, что для вас это имеет большое значение. В наши времена уже мало что имеет большое значение.
Среди ковбоев раздался ропот, но Гринли спокойно продолжил:
– Скажу вам еще кое-что. Многие пролили свою кровь на этой земле, стараясь дать ей жизнь, и я не могу без содрогания видеть, когда на ней творится такое. Но на мне лежит такая же вина, как на каждом из вас. – Взгляд Гринли стал угрюмым, глаза потемнели. – Надо знать, когда следует остановиться. И насколько я понимаю, сейчас как раз наступил такой момент. Я привык гордиться тем, что я владелец ранчо, Гринли, техасец. Но признаюсь вам, ребята… – он еще раз обвел толпу хмурым взглядом, – сейчас я этим совсем не горжусь.
Гринли повернул свою лошадь и подъехал к Джошу. Взгляды мужчин встретились, но они не промолвили ни слова. Затем Гринли присоединился к помощнику шерифа, и они медленно удалились.
Толпа начала рассасываться. На лицах ковбоев отразилась растерянность, они как будто не знали, куда идут. Все молчали. Затем они побросали факелы в грязь и уселись в седла. Джош видел каждого проезжающего мимо, но ни один из них не смотрел на него.
Осталась только Анна.
Она стояла всего в нескольких футах от Джоша, платье ее было перепачкано грязью, волосы рассыпались по плечам, лицо бледное, напряженное, испачканное. “Ох, Анна…” – только и подумал Джош. Он не мог ничего сказать, не мог ничего сделать. Ему нечего было предложить Анне, чтобы вернуть ей то, что он у нее отнял.
Она не отрывала глаз от Джоша, и он заметил кровавые пятна на ее лице и платье.
– Ты в порядке? – хрипло спросил он.
При звуке его голоса у Анны защемило в груди.
– Да, – прошептала она и повторила уже громче: – Да. Дакота… мертв. Это… это Стивен платил ему.
Джош медленно кивнул:
– Мне следовало бы догадаться.
Анна хотела сказать совсем другое, потому что все это сейчас не имело значения. Ничто не имело значения, кроме Джоша, чье распухшее лицо стало неузнаваемым, чьи запястья кровоточили, а глаза говорили о том, как он постарел за это недолгое время, как смертельно устал. Вот он, Джош, живой, рядом… и вместе с тем далеко. Ужасно далеко.
Анна шагнула ему навстречу.
– Шериф… забрал его в участок. Все позади, Джош. Сердце Анны билось учащенно и громко. Ей так много хотелось сказать Джошу, объяснить, но слова застревали в горле. Да и какие ее слова могли бы отогнать прочь ужас прошедшей ночи, что она могла сделать, чтобы унять боль в своей душе или заполнить пустоту в глазах Джоша?
