Майкл не сомневался, что ей было запрещено разговаривать с ним. Бдительной служанке наверняка поручено докладывать обо всех нарушениях, но на него, слава Богу, эти ограничения не распространялись.
– Не бойся, любимая! – крикнул он.
Аннелиза сделала движение ему навстречу – и тотчас остановилась, замерев под бдительным взглядом служанки. Майкл в бессильной злобе сжал кулаки. Прислуга приказывает своей госпоже, полновластной хозяйке этих владений!
– Милая, он хочет внушить тебе, что ты беспомощна, что мое положение безнадежно. Но ты сильная и гордая. Другие женщины давно согнулись бы, только не ты. Ты будешь всегда стоять прямо. И ты никогда не станешь вымаливать у него прощение.
Подбородок Аннелизы поднялся, плечи расправились. Она смахнула слезы со щек и улыбнулась ему дрожащими губами.
Она продолжала приходить и на следующий день, и через день, и каждый раз ее сопровождали новые служанки. Хотендорф намеренно подвергал свою жену унижению, одновременно добиваясь того, чтобы как можно большее число языков разносило сплетни по острову. Но с каждым днем Аннелиза чувствовала, что становится сильнее, и сердце Майкла переполнялось гордостью за нее. «Не так плохо, – думал он, – если удастся довести до конца хотя бы это. Не жаль будет отдать Богу душу и навсегда покинуть землю».
Когда она пришла в очередной раз, Майкл сидел на кровати и отрешенно водил замком наручника по столбику кровати. Эту работу он оставлял только на время сна, но за все время процарапал всего лишь узкую полоску в твердом как камень красном дереве толщиной в несколько дюймов. При таком темпе ему не удалось бы справиться со своей задачей и за годы, но все равно он продолжал пилить, потому что не мог сидеть сложа руки, ничего не предпринимая для своего освобождения.
Как и всегда, Аннелиза остановилась на своем обычном месте, но затем, улучив момент, когда служанка понесла ему пищу, следом за ней направилась к хижине. Услышав хруст гравия, служанка резко обернулась, и в результате его похлебка выплеснулась на землю. Но Майкла это ничуть не огорчило. Аннелиза улыбалась ему. Он видел легкие морщинки вокруг ее утомленных глаз, чувствовал трепет ее губ. Ему было достаточно посмотреть на нее, чтобы продержаться без пищи целую вечность.
Служанка начала что-то выкрикивать пронзительным голосом: вероятно, то были угрозы, Майкл не мог толком разобрать, – однако Аннелиза заставила ее замолчать одной лишь презрительной усмешкой, от которой та обратилась в бегство.
Тогда она быстро подошла к окну и просунула пальцы в узкую щель между ставнями, сразу став той трогательно нежной и любящей женщиной, что когда-то дерзнула заглянуть за лощеный фасад бесшабашного пирата Майкла Роуленда. Проклиная свои кандалы, державшие его возле кровати, Майкл двинулся к окну. Теперь они с Аннелизой могли сквозь щель смотреть друг на друга. Даже в отсутствие свидетелей им не нужно было ничего говорить – никаких самых проникновенных слов не хватило бы для выражения их безграничной любви.
– Сейчас она доложит твоему мужу, – произнес наконец Майкл срывающимся голосом.
– Пусть докладывает. Я должна была увидеть тебя еще раз. Увидеть по-настоящему, а то он приурочивает каждый визит к такому времени, когда или хижина в тени, или солнце светит в глаза.
– Он злопамятный и хитрый человек.
– Намного хитрее, чем предполагает большинство людей. Мне трудно предугадать его намерения. Я даже не уверена, что мое поведение зависит от моей, а не от его воли. Иногда мне кажется, что я просто кукла, которую он дергает за веревочку, когда и как ему захочется.
Майкл скрипнул зубами.
– Я все понимаю, любимая. Если бы только я мог тебе помочь!
– Благодаря тебе у меня уже есть оружие против него. Я берегу его до поры до времени.
Слава Богу, ему удалось принести ей пользу, сделать хоть что-то достойное! И все же для него будет нелегко встретить смерть, и сожаления о годах, напрасно потраченных в поисках приключений, до последнего часа не оставят его.
– Я никогда не забуду, – начала она и вдруг замолкла. У нее запершило в горле. Наконец, откашлявшись, она продолжила: – Ты знаешь, что тебя ждет, и все же находишь силы подбадривать меня. Ты отказался от своих планов, чтобы помочь мне…
– Аннелиза, я люблю тебя, – вот почему я не мог поступить иначе. Жаль только, что мне так мало удалось. Это единственное, о чем я сожалею перед смертью. Я не стал тем человеком, который сделает твои мечты явью.
– Зато, любимый, ты подарил мне новые, лучшие мечты, и они свершились, пусть даже на короткое время.
Аннелиза попыталась просунуть руку сквозь щель в ставнях, ее длинные изящные пальцы потянулись к нему. Майкл уже приблизился к окну насколько мог, – дальше его не пускали кандалы, и все же, напрягшись, он продвинулся еще на добрых шесть дюймов. Она изо всех сил пыталась достать до него, ее плечо и щека оказались плотно прижатыми к деревянной планке, и все равно этого было недостаточно. Тогда Майкл в последнем отчаянном порыве изловчился и дотронулся до нее, так что на миг их руки сомкнулись, лаская одна другую легким воздушным прикосновением кончиков пальцев.
– Теперь я должна уходить, – прошептала Аннелиза. – И больше он не даст мне прийти сюда.
Майкл кивнул. Его лицо исказило страдание. Пусть уходит и не возвращается. Лучше знать, что она далеко, чем снова подвергаться мукам, чувствуя ее рядом и в то же время не имея возможности дотронуться до нее.
Неверными шагами Аннелиза направилась прочь от хижины, и Майкл наблюдал за ней до тех пор, пока покачивающиеся мускатные деревья не скрыли ее в тени своей зелени. Смотреть дальше не имело смысла, но он не мог оторвать взгляда от того места, где она стояла. Ему даже почудилось, что воздух там все еще находится в движении, как вдруг из-за деревьев показался Питер Хотендорф. Только тут Майкл понял, что все это время он следил за ними.
Аннелиза услышала за спиной решительные шаги, и внутри ее, словно предупреждая об опасности, тотчас звякнул крошечный колокольчик.
– Постой!
Она в тревоге замерла, сразу почувствовав, как учащенно забилось ее сердце.
– Питер?
Как ее муж оказался позади нее? Наверняка он наблюдал за ней все то время, пока она разговаривала с Майклом, и видел их прощальное прикосновение, доставшееся им ценой невероятных усилий, прикосновение, напомнившее ей, что ее тело еще жило, дышало, ощущало себя целостным организмом вместе с крепнувшей гордой душой.
Именно благодаря ему она поняла простую истину – невозможно жить одной внутри пустой скорлупы. Если в ее силах что-то сделать, дать ему хоть малейший шанс на спасение, ради этого она должна пойти на любые жертвы.
